– Я все записал. Посмотрим, кто из нас прав.

Он отстегнул лямки, нажал кнопку обратной перемотки и положил магнитофон на стол перед Алекс. Зашелестела пленка.

– Ты думаешь, это было благоразумно?

– Ты что имеешь в виду?

– Это могло отпугнуть духов.

– Никто не говорил, что магнитофоны запрещены.

– Но хотя бы мне ты мог сказать.

– Скажи я, и ты бы мне запретила.

Он наполнил ее бокал, нахмурился, когда вино дало осадок и сделалось прозрачным. Он поднял бокал за ножку, повернул его к свету:

– Цвет хороший.

– Очень чистый.

– Не слишком водянистое, как ты считаешь?

– Нет.

– Чуть-чуть желтоватое, да? – взволнованно сказал он. – Последняя партия была зеленоватой.

– А что ты делаешь? Добавляешь краситель?

Он неодобрительно нахмурился:

– Никогда. Я такими вещами не занимаюсь. Окраску придает виноградная шкурка; все зависит от того, как долго выдерживать сусло.

Алекс понюхала вино. Поначалу ей показалось, что запах терпковатый, чуть маслянистый, и она наморщила нос. Но, вдохнув второй раз, ощутила слабый сладковатый аромат винограда.

– Оно все еще очень молодое, – сказал он, помрачнев.

– Ты должен постараться, чтобы оно не получилось слишком уж утонченным. Большинство людей не очень разбираются в винах – они хотят что-нибудь с приятным вкусом.

– К черту большинство. Пусть они пьют свою «Голубую монахиню» и «Ирондель». Ты не понимаешь, да? Я хочу создать великое вино. Великое английское вино.

Она пригубила, закрыла глаза, шумно прополоскала рот, надеясь, что именно этого он и ждет от нее. Вино было резким, обжигало нёбо, и она поморщилась. Потом проглотила вино, ощутила его движение по пищеводу. Когда оно достигло пустого сжавшегося желудка, ее передернуло.

– Хорошо, – сказала она, открыв глаза. – Хорошо, но резковато.

Раздался щелчок магнитофона. Дэвид наклонился над ним и нажал клавишу «воспроизведение». Послышалась какофония, и он убрал громкость.

– Всякие там молитвы я не стал записывать.

Послышались звуки «Весны» Вивальди – звенящая, красивая печаль, насыщенная верой в лучшее. «…Чувствуете теплую, упругую траву под ногами… – зазвучал голос Форда. – Вы видите белые ворота впереди…»

– Я пропущу эту часть. – Дэвид включил быструю перемотку.

Алекс сидела, в страхе глядя на магнитофон. Раздался странный барабанный бой, потом ужасный скорбный вопль, похожий на крик ведьмы и медленно переходящий в жуткий сдавленный хрип. Она ждала слов, и по спине полз холодок.

Но хрип перешел в тихое потрескивание помех.

Дэвид нахмурился, принялся тыкать в клавиши, усилил и уменьшил звук. Ничего, кроме шума. Он промотал несколько секунд, попробовал еще раз – опять одни помехи. Недоуменно посмотрел на Алекс.

– Что случилось?

– Я думаю, он его заглушил.

– Заглушил?

– Твой друг. Я думаю, он принес устройство для глушения аппаратуры.

– Зачем ему это понадобилось?

– Вот затем и понадобилось.

Дэвид включил быструю перемотку вперед: продолжался белый шум, щелчки, хлопки, шипение. Неожиданно раздались высокие писклявые голоса. Дэвид остановил магнитофон, отмотал чуть назад, потом снова включил воспроизведение.

«С тобой все в порядке, дорогая?» – Это был голос Дэвида.

Он многозначительно посмотрел на Алекс.

«Я… Я в порядке», – прозвучал голос Алекс.

После паузы она услышала голос Форда: «Духи ушли».

Дэвид выключил магнитофон.

– Духи и электричество – они как-то взаимодействуют? – спросила Алекс.

Она дрожала и чувствовала, что ее вопрос смешон.

– Это жульничество, дорогая.

Она покачала головой, не соглашаясь.

– Все сплошное жульничество.

Она опять покачала головой.

– Хотела бы я, чтобы ты оказался прав.

* * *

Не выключая света, Алекс улеглась на двуспальной кровати с комковатым матрасом. Всю ночь – спала она или бодрствовала – в ее голове звучали вопли, крики и голос Фабиана. Стоило ей соскользнуть в сон, как она тут же просыпалась, слыша его близко, совсем рядом. Она обильно потела, прихлебывала воду из стакана, боясь, что не хватит до утра, а выйти из комнаты и налить еще она слишком боялась.

Ночь снаружи была полна звуков. Над водой разносилось уханье совы. Средневековый пруд… Даже во сне Алекс слышала звуки, издаваемые плавающими карпами, – странные гулкие сигналы, шелест ряби, бегущей по воде. Видела одного карпа крупнее всех прочих: он всплыл на поверхность, прорвался сквозь водоросли, на свет божий вынырнуло лицо – жуткое, обожженное человеческое лицо. Алекс дико закричала.

Раздался осторожный стук в дверь:

– Дорогая, с тобой все в порядке?

– Да, все хорошо, спасибо.

Она закрыла глаза и попыталась снова уснуть. Звук шагов Дэвида в коридоре внушал ей чувство безопасности. Он спустился по лестнице, открыл кран на кухне, щелкнула на входе и выходе дверная защелка. Теперь звуки снаружи изменились. Защебетали птицы. Атмосфера дышала миром. Алекс открыла глаза: вокруг было утро.

Дэвид уже работал на своей винодельне. Открыл тяжелую дверь и вошел в громадный галечный сарай. Как он целыми днями выносил этот запах, похожий на вонь перегара от вчерашней вечеринки?

С центральной балки над громадным пластиковым чаном посредине свисал на талях массивный блок. Дэвид стоял на вершине чана, регулировал трос.

– Я готова! – прокричала она ему.

– Иду!

Она смотрела, как он спускается по шаткой лестнице.

– Ты чем занимаешься?

– Новый чан – его привезли только вчера. Хочу немного его сдвинуть. Буду рад, если ты останешься и сегодня, побудешь здесь на выходных.

– Спасибо. Ты не против, если сначала я посмотрю, как буду себя чувствовать?

– Если ты наверняка вернешься, то можешь взять «лендровер» и оставить его на станции.

– А если я не вернусь, ты останешься без транспорта.

Он осмотрел свою винодельню любовным взглядом, словно с трудом заставлял себя оставить ее пусть и на несколько минут.

– Ничего страшного.

– Счастливчик, – вздохнула она. – У тебя есть что-то такое, что ты так страстно любишь.

– У тебя тоже.

Она покачала головой:

– Я почти не бывала в офисе с того дня… Наверное, порой выпадают такие времена, когда определенные вещи теряют важность.