его неприятным взглядом и продолжал многозначительно молчать.

– Подозреваемые есть, – сказал он наконец. – Вернее, подозреваемый. Был задержан прежний друг Смолич…

– Это он убил?

– Работаем над доказательной базой, Виктор Олегович. Возможно, вы с ним знакомы?

– В городе к нам однажды подошел какой-то парень, хотел поговорить с Лизой. Она нас не представила.

– Это он? – Мельник достал из конверта фотографию Андрея Коваля.

Бражник взял ее, вгляделся. Вспомнил фотографии маленького мальчика с плюшевым зайцем…

– Кажется, он, но утверждать не возьмусь. Я его не рассматривал, просто отошел. Они говорили несколько минут.

– Он не угрожал гражданке Смолич? Возможно, схватил за руку или толкнул?

– Нет, они просто поговорили несколько минут, вполне мирно, – повторил Бражник.

– Как она объяснила вам его появление?

– Сказала, знакомый. Я не спрашивал. Мальчик и мальчик. Она здесь выросла, у нее много знакомых… – Он не сумел произнести «было».

Майор Мельник запихнул фотографии обратно в конверт и сидел молча, рассматривая Бражника, словно видел впервые. Тот с трудом удерживался, чтобы не спросить: «Что?»

– Виктор Олегович, не кажется странным, что были убиты две женщины, близкие вам? Ваша жена и любовница?

– Что я должен ответить? – Бражник пошел в атаку: – Если вы считаете, что я причастен, принимайте меры. То, что произошло… нелепое стечение обстоятельств, я не знаю, как это расценить. Вы, с вашим опытом, до сих пор не знаете, кто убийца моей жены и той женщины… с автовокзала. Уж ее-то я не знал, можете мне поверить! Надеюсь, вы не считаете, что этот мальчик убил ее, а также мою жену? Вся атрибутика налицо: знак, волосы… Или считаете?

– Не считаем… пока. Возможно, подражание. Имитация. Весь город знает про знаки, по улицам шляется босой черный монах, публика наэлектризована до предела. Вся информация в соцсетях, даже картинки. Да вы, наверное, и сами в курсе – ваш друг Добродеев, должно быть, разложил все по полочкам. Так? – Бражник не ответил. – Подозреваемый в убийстве Смолич Андрей Коваль, кстати, компьютерщик, – добавил майор Мельник. – Вся жизнь в Сети.

– Но зачем ему… подражать? При чем здесь маньяк-сатанист?

– Парень незрелый, помешан, как они все теперь, на играх: сатанисты, пришельцы, стрелялки, всякие тайные знаки… эти… руны! Он живет в виртуальном мире, даже тату сделал: знаки воды, земли, огня. Китайские и японские иероглифы…

Бражник молчал. Ему казалось, чья-то враждебная рука сдавила грудную клетку и хочет вытащить сердце. Перед глазами стояло смеющееся личико мальчика с игрушечным зайцем…

– Вы ведь человек у нас не новый, – пошел на второй заход майор Мельник. – Родились здесь, учились тоже. Уехали больше двадцати лет назад, а теперь вернулись… – Полувопрос повис в воздухе.

Бражник кивнул:

– Потянуло, знаете, домой. Почти двадцать лет я прожил в Германии.

– Друзья, должно быть, остались, знакомые?

– Я ни с кем не виделся. Да и не осталось никого, наверное. Не знаю, не интересовался.

– А та женщина на похоронах вашей супруги, которая передала вам письмо… Что-то серьезное?

Он и это знает! Был на кладбище? Был! Эмма сказала, стоял с Добродеевым…

– Нет. Личная просьба…

– Трудно вам, богачам, все просят денег. А ваша секретарь, Эмма Владимировна Романова, давно с вами?

– Пять лет. Я предложил ей работу, она согласилась. Переехала сюда… После того, что произошло, она скорее всего вернется в Германию. Я закрываю бизнес.

– Что вас связывает, Виктор Олегович? Про бизнес я понял. Возможно, что-нибудь еще? Вот так бросить все и поехать за вами… как жена декабриста. – Майор Мельник прикусил язык, и фраза осталась незаконченной. – У нее нет семьи?

– Есть родственники… где-то. Поехала, потому что у меня она зарабатывала больше, чем в любом другом месте. Нас ничего не связывает, кроме деловых и дружеских отношений. Эмма свой человек, почти семья.

– Какие были отношения между Эммой Владимировной и вашей женой?

– С Маргаритой? – Бражник пожал плечами. – Никаких отношений. Они очень разные. Эмма сухарь, Маргарита ее не замечала. Вы же сами все знаете, я уже отвечал на ваши вопросы.

Майор Мельник понимающе покивал.

– И никого из старых знакомых в городе? Кроме той женщины… с письмом?

У Бражника появилось неприятное ощущение, что майор Мельник с его подходами издалека прекрасно знает, кем ему приходится подозреваемый. Он чувствовал себя кроликом перед удавом, который изо всех сил пытается казаться добродушным.

– Как насчет кофе? – спросил вдруг его мучитель, и Бражник, почуяв подвох, уставился настороженно.

– Кофе! Вы предложили выпить кофе, – раздельно произнес майор Мельник.

– Да! Кофе… Конечно! – Бражник поднялся и пошел из гостиной. Майор тоже встал с кресла, но остался в комнате. Бражник слышал, как он там ходил… высматривал! До чего же неприятный тип…

…Закрыв дверь за гостем, Бражник вернулся в гостиную, сел на диван и задумался. Он наконец остался один и мог спокойно оценить обстановку. Спокойно? Ему казалось, что судьба, высшие силы – космос! – ополчились против него, и кто знает, что еще ему уготовано. Маргарита, письмо, Галина, подруга Лены… Она никогда ему не нравилась, он считал, она плохо влияет на нее. Грубая, крикливая, неинтересная, с большими руками и ногами. Она осталась такой же, только постарела. Любит Андрея как сына, сказала. Значит, своих нет, замуж так и не вышла.

Он вспомнил Лену… Тоненькая, светлая, улыбчивая, она тянулась к нему, радовалась любому пустяку, каждому знаку внимания… Он помнил ее лицо, полное ожидания, ее покорность, готовность броситься выполнять его желание, просьбу, приказ. Иногда ему казалось, что она его боится: она не смотрела ему в глаза, в них навсегда застыло виноватое выражение. Она быстро ему наскучила, но он прекрасно понимал, что она его собственность – без воли, характера, собственного «я» – и другой такой ему не найти. Под конец она перестала улыбаться…

Она не посмела сказать, что беременна, и прислала Галину. О чем ты, он одернул себя, она бы не посмела никому пожаловаться, Галина действовала самостоятельно. Он помнит, как она примчалась и заявила, что он будет отцом. Она ненавидела его, он читал это в ее глазах. Требовала, чтобы они немедленно расписались. Через неделю он ушел. Лена ничего ему не сказала, она, скорее всего, не знала о визите бывшей подруги. Через неделю! Отряхнул прах с ног, переступил и ушел. А они остались…

Он вскочил с дивана, бросился в кабинет и достал из ящика письменного стола письмо Лены, которое знал наизусть. Неровные оборванные строчки, слабый нажим, почти полное отсутствие знаков препинания – писал явно больной человек. Ни слова упрека, только страх, боль… и любовь. Она все еще любила его и надеялась на счастливый случай. Благодарила за сына.

«Я