– Не важно, – пробурчала Эди, разглядывая носки туфель. – Я окончательно испортила наш брак. Не хочу проводить остаток жизни, притворяясь и издавая притворные стоны наслаждения. Я даже не слишком в этом хороша. И не верю себе.

– Вернемся к тому, что ты сказала мне в начале.

Лила выкинула сигару в окно.

– Лила! Что, если ты устроишь пожар?

– Я ее потушила.

Мачеха показала на темное пятно на полу и, присмотревшись, ахнула.

– Только не говори, что его всемогущая светлость постелил сюда ковры.

– Так и есть.

Лила картинно растянулась на сиденье.

– Итак, герцог делает это, а ты морщишься.

– Он просто слишком велик.

Последовало короткое молчание.

– Я могла бы сказать кое-что, но не стану, – вздохнула Лила. – Это будет неделикатно.

– Почему?

– Я просто старею. Послушай, дорогая. Важнее всего то, что с каждым разом боли все меньше.

– Но болит не переставая, пока он двигается. И это не единственная проблема, Лила.

Эди заставила себя сказать это:

– Petit mort. Очевидно, со мной этого не происходит. И не думаю, что произойдет.

– Тебе хорошо… там?

– Иногда. Но тут же улетучивается, когда я думаю об этом.

– Поверь, я знаю, что ты имеешь в виду, – снова вздохнула Лила. – Помню бездумные дни, вернее сказать, ночи, прежде чем я начала слишком много думать о детях. Твои мозги – враг счастливых часов в спальне.

– Что мне делать? Не могу я сказать Гауэйну. Просто не могу!

– Но почему?

– Он никогда ни в чем не терпит неудач. Я должна сама решить эту проблему, потому что сама виновата во всем.

– Ничьей вины тут нет, – решительно отрезала Лила. – Не смей проклинать себя. Это плохой прецедент для брака. Вам не хватает романтики. Атмосферы будуара. Бутылки шампанского.

– Он пробовал это, – со слезами возразила Эди. – Заказал ужин в спальне. С шампанским. Но ужин принес лакей. И, когда я начала расслабляться, он снова позвал лакея, вернее, двух, убрать посуду. Мне кажется, Бардолф все время торчит в коридоре. А потом Гауэйн провел ночь в моей спальне, и утром его камердинер заявился в комнату! Ненавижу все это!

– В твоих устах это звучит так, словно ты пытаешься заняться любовью посреди Гайд-парка, – покачала головой Лила. – Знаешь, дорогая, я никогда не слышала, чтобы ты говорила с такой страстью о чем-то, кроме музыки. За все те годы, что я знала тебя!

– Гауэйн никогда не остается один, – продолжала Эди. – И я тоже. Пришлось пригрозить уволить всякого, кто будет мешать мне репетировать. Они постоянно входили и выходили, пока я упражнялась. Пока я упражнялась, Лила!

– Тебе просто нужно застать мужа одного.

– Невозможно. Вчера я думала, что его жизнь напоминает мне попытку бросить хлеб в речку и наблюдать, как мальки начинают отщипывать от него. Люди постоянно вьются вокруг Гауэйна.

– Не думала, что мальки собираются в стаи, – заметила Лила.

– Не все ли равно! Ты поняла, о чем я?

– Значит, тебе нужно изменить рутину в его доме. Это не так легко, как держать лакеев подальше от спальни, но сделать можно. Тебе просто необходимо вмешаться.

– Он решает всякую возникшую проблему в тот момент, когда ему ее представят, – безутешно пояснила Эди. – Он ни в ком не нуждается. Он идеален во всех отношениях, Лила. Я могла бы возненавидеть его.

– Да вот только вместо этого его любишь, – спокойно ответила Лила. – Не возражаешь, если я закурю вторую?

– Возражаю.

Лила потянулась к сигаре.

Эди села.

– Я серьезно! Ненавижу все это. Ненавижу запах, пропитывающий мою одежду, стоит побывать в твоем обществе. Ненавижу, как ты пахнешь! Ненавижу, как пахнет у тебя изо рта!

Лила ахнула.

Эди хотела что-то сказать, сгладить резкость, но не сдавалась.

– Я не стану извиняться.

– Прекрасно, – осторожно ответила мачеха. – Ты что-то хотела мне сказать?

– Нет, – покачала головой Эди. Но тут же добавила: – Прямо сейчас мне ничего не лезет в голову.

– Пахнет? Изо рта?

Лила нахмурилась и повертела коробку с сигарами.

– Мне это не нравится.

– И не должно нравиться, – отрезала Эди.

– Верно.

Коробка полетела в окно. Они услышали слабый стук.

– Слава богу, что второй экипаж не так близко от нас. Иначе ты могла бы попасть в голову лошади, – заметила Эди.

– Если бы я захотела дать кому-то по голове, выбрала бы Бардолфа, – фыркнула Лила, снова откинувшись на спинку. – Терпеть не могу, как он смотрит на меня. Словно я нечто вроде стареющей клячи, появившейся, чтобы украсть добродетель молодого принца.

– Погоди, ты еще не поняла, что он думает обо мне. Ты действительно собираешься бросить курить? Вот так просто?

– Я начала курить назло твоему отцу. Зачем продолжать, если мы больше не живем под одной крышей? Но я не хочу говорить о своем несчастном браке. Ты должна научить мужа быть романтичным.

– Полагаю, что могу попросить его подарить мне цветы, – с сомнением заметила Эди. – Ты об этом?

– Представляю себе Его Герцогство! Стоит на одном колене, протягивая тебе букет фиалок, перевязанный лентой. Ну, как тебе?

– Не слишком. В фиалках есть что-то похоронное.

– Ты слишком разборчива, – упрекнула Лила. – Если бы твой отец протянул мне пучок маргариток, снятый хоть с гроба, я была бы на седьмом небе.

– Ты написала ему?

– Написала и сообщила, что погощу у вас. Он не ответил, что неудивительно. Потому что не ответил и на первые два письма.

Эди вздохнула.

– Итак, мы решили, что тебе пора реформировать хозяйство герцога. И научить его оберегать твое уединение. Что еще? В постели он неумеха?

Эди подумала.

– Мне так не кажется.

– Ты сказала ему, что тебе особенно нравится?

Эди покачала головой.

– Ты должна взять на себя некоторые обязанности в этом отношении, – посоветовала Лила. – Мужчина – как дорожная карта. Нет, мужчины нуждаются в дорожных картах: мать сказала это мне много лет назад и была абсолютно права.

Эди пыталась представить, как дает указания Гауэйну, когда Лила неуклюже села.

– Мы должны торчать в экипаже весь день? Мы уже просидели не менее двух часов.

Она постучала в потолок, в котором открылась щель.