Частенько он ищет себя, ждет вдохновения. Однако ждать от себя — совсем не то, что ждать от других — если он сомневается, он знает, что будущего пока еще нет, что его только предстоит создать собственными силами. Если он пока не знает, что случится с его героем, значит, он либо еще не думал об этом, либо не решил окончательно. Будущее для автора — чистый лист, тогда как для читателя это двести страниц текста, которые отделяют его от финала книги.

Писатель всюду наталкивается на свое знание, свою волю, свои замыслы, короче говоря, на самого себя. Он входит в контакт лишь со своей субъективностью, созданный им объект ему недоступен, он создал его для других. Когда он перечитывает свою книгу, дело уже сделано, фраза никогда не будет в его глазах вещью от начала и до конца. Автор вплотную приближается к грани субъективного, но не переступает ее. Он оценивает эффект отдельного нюанса, того или иного изречения, удачно употребленного причастного оборота, но впечатление они произведут на других. Он может предугадать это впечатление, но не пережить его».

Стало быть, речь идет о невозможности пережить написанное таким, какое оно получилось. Именно эта неопределенность, двусмысленность, если угодно, становится причиной столкновения себя реального и себя существующего внутри текста, причиной имманентного конфликта, у которого нет разрешения. Более того, сей конфликт имеет тенденцию к расширению и усугублению по мере создания новых текстов, новых мифологических схем, входящих в тотальное противоречие с реальной жизнью.

Символом этого ежедневного, порой томительного, даже невыносимого бытования для писателя становится его читатель, будущее которого обозримо (оно даже банально) — «двести страниц текста», тогда как для писателя оно (будущее) непостижимо.

Подойти вплотную к грани субъективного и переступить ее — задача посильная только для герметичного текста, то есть для текста, не предназначенного для читателя, скрытого от него.

В таком случае написанное на бумаге имеет архетипический смысл лишь в момент своего возникновения, когда найденная интонация звучит предельно форте, но со временем она затихает, что позволяет гипотетическому читателю увидеть в тексте нечто совсем иное, отличное от того, что было задумано автором, взглянуть на него (на автора) со стороны, в конечном счете, подсмотреть за ним.

И писатель оказывается при этом совершенно беззащитен, совершенно обнажен во всех своих потаенных комплексах, слабостях и несовершенствах.

Следовательно, текст должен быть сокровенен, сакрален, должен находиться под спудом, и лишь тогда он (непрочитанный) будет иметь глубинный и первозданный смысл.

Рукопись, над которой работал втайне от всех, он хранил в кладовке, устроенной на утепленной веранде, что выходила окнами в запущенный сад.

Когда же текст был завершен, то рано утром, пока все домашние спали, отнес его на чердак, завернул в подвернувшуюся под руку газету «Правда» и спрятал среди дачного хлама, который следует давно выбросить на помойку, но рука почему-то не поднимается это сделать (боязнь попрать воспоминания, нарушить раз и навсегда заведенный порядок вещей). Значит, и на рукопись никто не покусится, приняв газетный пакет за стопку старых журналов или писем, уничтожение которых вообще следует приравнивать к уголовному преступлению.

Вернулся на веранду и закурил.

Донесшийся с платформы гудок первой электрички на Москву прозвучал, как соло на духовом инструменте в финале коды, после которой наступает тишина.

P.S.

Фантастическая история с нахождением рукописи одного известного писателя на платформе Мичуринец полностью вписывается в мифологию невыносимой и в то же время желанной жизни Булата Окуджавы, описанной на этих страницах не столько в хронологическом порядке, сколько в формате потока сознания.

Воспоминания как вспышки.

Размышления как заметки в блокноте.

Детальные описания как разрозненные фотографические карточки, года появления на свет которых уже никто не помнит.

Калейдоскоп текстов — реальных и вымышленных, из которых при особом повороте трубы калейдоскопа складывается картина необычная и вполне напоминающая реальность, при том что у каждого она своя.

1901, август — в Кутаиси родился Шалва Степанович Окуджава.

1903, 17 августа — в Тбилиси родилась Ашхен Степановна Налбандян.

1922, июнь — брак Шалвы Окуджавы и Ашхен Налбандян.

1922, июль — Шалва Окуджава переезжает в Москву вместе с женой, где они получают две комнаты в коммунальной квартире по адресу: Арбат, 43, кв. 12.

1924, 9 мая — в родильном доме № 7 («у Грауэрмана») родился Булат Шалвович Окуджава.

1924, конец июня — Шалва Окуджава отозван в Грузию, где распоряжением Серго Орджоникидзе назначен секретарем Тифлисского горкома партии.

1924, июль — Ашхен Налбандян устраивает «октябрины» Булата Окуджавы в ДК на Трехгорке.

1932, июль — Шалва Окуджава назначен парторгом строящегося Нижнетагильского вагоностроительного завода.

1934, 25 мая — родился Виктор Шалвович Окуджава, младший брат Булата.

1934, август — семья переезжает в Нижний Тагил, на строительство «Вагонки».

1935, август — Шалва Степанович получает должность первого секретаря Нижнетагильского горкома партии, семья переезжает в дом купца Малинина по адресу: ул. Восьмого Марта, 49.

1936, лето — Булат пишет «роман» о китайском революционере Ю-Шине.

1937, 15 февраля — Шалва Окуджава отстранен от должности первого секретаря Нижнетагильского горкома и арестован.

1937, 18 февраля — Шалву Окуджаву этапируют в Свердловск, где он будет расстрелян через 7 месяцев.

1937, 20 февраля — Ашхен с матерью и детьми уезжает из Нижнего Тагила в Москву.

1937, Март — Булат поступает в пятый класс московской школы № 107, через год он перейдет в школу № 69.

1939, март — арест Ашхен Степановны Налбандян. Приговор — пять лет лагерей и пять лет ссылки за контрреволюционную деятельность. Отправка в Карлаг, лагерь Батык.

1940, лето — Булат переезжает в Тбилиси к тетке Сильвии и в сентябре поступает в девятый класс тбилисской школы № 101.

1941, сентябрь — пытается уйти на фронт добровольцем. Устраивается в военкомат разносить повестки.