Счастливые, с сияющими таинственными физиономиями, с большим«Киевским» тортом и бутылкой токая, они приехали к Нике домой. Они несобирались рассказывать о крестинах и венчании, но решили, что надо хотя быкосвенно отпраздновать эти два события с мамой и дядей Володей. Договорились,что праздновать будут как бы только поступление Ники в институт.

Мама встретила их очередным спектаклем.

– Что у нас на этот раз? Суицид или сердечный приступ? –поинтересовалась Ника.

– Да черт ее знает, – мрачно ответил дядя Володя, – сначалабуйствовала, теперь лежит, разговаривать со мной не желает.

Ника вошла в комнату. Мама лежала на диване в старомстеганом халате, отвернувшись к стене.

– Мам, – позвала Ника, – вставай, давай хотя бы чайкувыпьем, посидим. Я все-таки в институт поступила. Мама не шелохнулась. Никаприсела на край дивана, тронула ее за плечо. Пахнуло сильным перегаром.

– Сколько же она выпила? – спросила Ника дядю Володю.

– Грамм двести, не больше. – Он отправился на кухню ивернулся с пол-литровой бутылкой водки, в которой оставалось значительно большеполовины.

– Давно спит?

– Часа три. Я не засекал время.

– Мам, просыпайся, – Ника попыталась приподнять и развернутьее, наклонилась близко к ее лицу, замерла на миг и тут же схватила мамину руку.Пульса не было.

– «Скорую», быстро! – крикнула она. Дядя Володя кинулся ктелефону. Ника развернула мать, уложила на спину, принялась делатьискусственное дыхание, «рот в рот». Никита двумя руками надавливал на груднуюклетку. Они остановились только тогда, когда в комнату вошла бригада «Скорой».Врач констатировал смерть.

– Она умерла не меньше часа назад. Вероятно алкогольнаяинтоксикация, – сказал он, чуть поморщившись от мощного запаха перегара.

– Она очень мало выпила, – медленно произнес дядя Володя.

– Значит, ей хватило, – врач взглянул на початую бутылку,осторожно взял ее в руки, посмотрел на свет ковырнул ногтем этикетку, – иногдапопадается некачественная водка. Небольшое количество алкоголя можетспровоцировать кровоизлияние в мозг. В общем, вскрытие покажет.

Его монотонный высокий голос звучал спокойно и буднично.Ника стояла посреди комнаты не двигаясь и глядела в одну точку. Глаза казалисьогромными черными провалами. Никита опустил голову и машинально крутилобручальное кольцо.

Бабушка Аня немного ошиблась, заказывая кольца. Нике быловеликовато, а Никите едва налезло на палец. Потом, через многие годы, когдаруки у него стали грубей и фаланги толще, кольцо вообще невозможно былостянуть. Никита и не пытался. Носил, несмотря ни на что.

– Я же вам сказала, никаких личных дел, кроме нашей любви, уАнтосика быть не могло! – Кудиярова Раиса Михайловна, 1928 года рождения,смотрела на капитана Леонтьева совершенно пустыми, безумными глазами и кричалатак, что изо рта летела слюна.

– Я вас спрашиваю о другом, – капитан достал платок и быстровытер лицо, – я спрашиваю, за семь дней ваш сожитель выходил куда-либо изквартиры?

– Нет, я вам сказала!

– То есть все это время, и днем и ночью, он находился рядомс вами, у вас на глазах?

– И днем и ночью! Это высокая страсть, и вам не понять.

– Ну хорошо, а вы сами что, тоже ни разу за это время неотлучались из квартиры?

– Разумеется, отлучалась! Нам же надо было чем-то питаться!Антосик давал мне деньги, я ходила в гастроном.

– Он мог выйти в ваше отсутствие?

– Зачем?

– Ну, я не знаю, все-таки здоровому человеку семь днейсидеть взаперти…

– Он не сидел взаперти! Мы любили друг друга!

Старший лейтенант Ваня Кашин резко встал и отошел к окну. Ондавился смехом. Это был нервный смех. Капитан Леонтьев держался еще, а у Ванивсе так и прыгало внутри. Они допрашивали Кудиярову третий час подряд.

При обыске в ее квартире был обнаружен целый арсенал:новенькие, необстрелянные, в заводской смазке, автомат Калашникова, пистолет«ТТ», коробка с патронами, упаковка с пластиковой взрывчаткой. Кроме того, вбанке из-под растворимого кофе находился порошок белого цвета с характернымзапахом. Сильнейший синтетический наркотик. Имелся еще и конверт с такназываемыми «промокашками», кусочками бумаги, пропитанными ЛСД.

У Кудияровой была привычка притаскивать к себе в квартиру спомойки все, что приглянется. А приглядывалось ей многое, не только одежда, нои яркие пластиковые мешки, импортные баночки, бутылки от шампуней, дырявыекастрюли, куски поломанной мебели.

Жилая комната представляла собой филиал городской свалки, изапахи вполне соответствовали обстановке. Впрочем, надо отдать хозяйке должное.Кое-что она мыла, чистила, складывала не просто по углам, а в определенномпорядке.

Когда оперативники извлекли оружие из-под вороха вонючеготряпья, старуха и бровью не повела.

– Это ваше? – спросил капитан Леонтьев.

– Мое, – кивнула хозяйка.

– Вы знаете, что это?

– Знаю. Автомат и пистолет.

– Как к вам попало оружие?

– Нашла.

– Где? Когда?

– В мусорном контейнере.

– В каком именно?

– А я помню? – старуха легкомысленно тряхнула остаткамиволос. – Люди все сейчас выбрасывают. Разве на одну пенсию проживешь?

– Так вы что, собирались это продать?

– Зачем?

– Хотели оставить у себя?

– Не морочьте мне голову, молодой человек. Я нашла эти вещи.Они мои. И вас не касается, что я с ними собиралась делать.

– Вы знаете, что хранение огнестрельного оружия преследуетсяпо закону?

– Вы должны искать моего Антосика, а не рыться в чужихвещах, вот что я вам скажу. А больше вы ни слова от меня не услышите.

– В таком случае нам придется задержать вас.

– Где ордер?

– Мы вам его уже предъявили.

– Это был ордер на обыск. А где на арест? Терпению капитанаЛеонтьева можно было позавидовать. Ваня Кашин все ждал, когда же оно лопнет,наконец, терпение капитана.