– Я?! Мать моего сына! – громко сказала женщина в чёрном. – Который там, в гробу. Потому что вы… Он! – ткнула она пальцем в сторону Белого дома. – Убили его!

Мать услышали многие, так как она говорила громко, почти кричала, и голос у нее был хорошо поставлен и паузы выдержаны.

– Вы все убийцы! Но главный убийца – он! – снова ткнула она пальцем в дом на холме. – Он послал моего ребёнка туда, куда нас никто не звал. Он убил много наших детей, он – детоубийца!

Все и всё затихло, а там, в дальних рядах, передавали произнесённые слова, может быть, даже чуть перевирая их, чтобы усилить…

– Пустите меня, я хочу, чтобы он, чтобы убийца, увидел моего сына. Пусть он посмотрит мне в глаза!

И женщина стала напирать на полицейских, а те не пускать ее.

– Назад, назад, гробы не санкционированы.

– А смерть санкционирована? Кем?.. Им?..

– Назад, вам сказали! – повысили голос копы.

Тут они, конечно, были не правы, надо было пропустить эти гробы, и на этом бы всё кончилось. Но они упёрлись. Слишком много нагнали полицейских и, наверное, не все были проинструктированы должным образом. Или, напротив, должным.

– Назад!.. Если вы теперь же не уйдёте, мы будем вынуждены применить силу.

– Чего?! – возмутился какой-то ветеран. – Силу? Против кого?!

Полицейские вытащили дубинки. Чего тоже делать не следовало. Их коллеги из оцепления недоуменно пожимали плечами, глядя на них, но никто не вмешивался, потому что здесь у каждого своя задача.

Атмосфера стала накаляться, да и много ли для этого надо, когда виски, гробы и еще две сотни психов, состоящих на учёте, которые чёрт знает как сюда попали?

– Убери палку, пока я тебе ее не засунул!.. – крикнул какой-то фактурный, с зычным голосом ветеран.

– Заткнись! – не менее грубо ответил коп.

– Убийцы! – закричала тонким голосом, срываясь на визг, женщина. – Убийцы детей! Они… Они убили тебя, Джонни! – И, упав на гроб, стала обнимать, тискать и целовать его.

И это было ужасное, но и одновременно красивое до эпичности зрелище, которое никого не могло оставить равнодушным.

– Назад!

– Руки убрал!..

И эти крики, виз, плач и скопление народа что-то такое переключило в мозгу у психов, потому что им противопоказаны сильные эмоции. У них от этого обострения случаются, ну, просто крышу сносит.

– Убери дубинку! – завопил один из таких психов, больше похожий на инвалида, потому что весь перекорёженный войной и лечением. И накинулся на полицейского с кулаками.

Полицейский, защищаясь, оттолкнул его, и тот рухнул навзничь, ударившись затылком об асфальт, и замер в неестественной, словно сломанная кукла, позе.

– Ты… инвалида! – взревел ветеран.

– Уби-и-ли! – истерически завизжала какая-то женщина. – Калеку убили!

И толпа, которая сзади, стала напирать, чтобы увидеть, что произошло, отчего пространство вокруг полицейского наряда сузилось.

– Назад!

А тут еще откуда-то чёрт принёс группу вьетнамцев в хорошо узнаваемых соломенных шляпах. Вьетнамцы пришли посмотреть на Белый дом и, как назло, были одеты в полувоенную форму. Так всё нехорошо совпало. И психи, погружаясь всё глубже в свой полубред, заметили их, и глаза у них стали расширяться и стали как блюдца.

– Здесь «Чарли»! Они здесь! Вьетконг наступает! – забеспокоились, забегали глазками, зашептали они, затравленно озираясь по сторонам, не зная, что делать.

Но кто-то из них один, какой-то бывший сержант вдруг вспомнил, погрузился и принял командование на себя, спасая своё, окружённое партизанами подразделение

– Взво-од!.. – рявкнул он, перекрывая окружающий гвалт. – Слушай командира! Слушай мою команду!.. В атаку! Вперёд, «baggy Asses», вперёд, «мешковатые задницы»!

И эти, из прошлого, привычные команды, узнаваемый боевой сленг и командирский рык возымели своё волшебное действие, что-то окончательно замкнув в больных мозгах сумасшедших ветеранов, и они, вообразив себя на войне, оскалившись, бросились на вьетнамцев. Но как-то неудачно, потому что вьетнамцы приняли боевые стойки и отбросили нападавшую сторону назад, причинив им серьёзный урон. И это увидели все, и это было обидно, потому что в такой день!..

– «Чарли» наших бьют! – истошно заорал кто-то.

И из толпы, со всех сторон, попёрли в потасовку ветераны вьетнамской и других войн, уже нормальные, уже без сдвига. Но всё равно со своими боевыми тараканами в башке.

– Назад! – закричали уже не «те», уже которые в оцеплении полицейские, пытаясь защитить от самосуда вьетнамских туристов. Но разве можно остановить психа в пике обострения, когда тому нужно своих товарищей от вьетконговских партизан отбить?

Полицейские сомкнулись.

– Предатели!.. Они продались «Джонни»!

И сумасшедшие ветераны стали лупцевать всех подряд без разбору, потому что в их воспалённом мозгу мир делился на своих и чужих чёткой чертой передовой линии. И те, кто были рядом – те свои, а кто по ту сторону – те враги.

– В атаку! Бей «Джонни»!

Но прикрытые копами вьетнамцы куда-то подевались, и все тумаки достались оцеплению. Но и ветеранам перепало. Только они не остановились. А кто способен остановить бешеного быка, вырвавшегося на свободу? Ветераны пёрли на дубинки, а распыляемый слезоточивый газ, кажется, лишь распалял их. Потому что на сумасшедших он действует не так чтобы очень.

– Убийцы-ы! – вновь перекрывая все звуки, закричала женщина, потерявшая сына. – Наш президент убийца! – И швырнула в сторону Белого дома какие-то награды. – Забери свои железки, верни мне Джонни!

И еще кто-то стал рвать с груди и швырять свои награды через забор.

А там, по периферии, ветераны рубились с полицией, и сумасшедший взвод шёл в атаку, сметая всё на своём пути, потому что у него не было тормозов, они не боялись ничего и никого и не думали о последствиях: о судах, штрафах и сроках. Они просто воевали, и очень хорошо воевали. Ну что с психов возьмёшь!

И откуда-то в их руках оказалось травматическое оружие. И это оружие сыграло роковую роль, потому что ладони привычно обхватили рифлёные рукояти, а указательные пальцы ткнулись в скобы, нащупывая спусковые крючки. И проснулись инстинкты, которые не думают. Да и чем им было думать?! Ведь они были не здесь, а там, и воевали по-настоящему, без дураков, и теперь им стало чем воевать!

– Взвод!.. Слушай!.. Залпом!..

И они пальнули, отчего несколько полицейских получили ранения. И были вынуждены открыть огонь на поражение, потому что не могли разобрать в этой свалке, какое оружие против них применили.

Несколько ветеранов рухнуло на асфальт. Но других это не остановило, во-первых, они воевали и испугать их пальбой было сложно, а во-вторых, они были психами. И они врубились в порядки полиции, выбивая и выкручивая у них из рук оружие, и делали это очень профессионально, потому что их учили в лагерях морпехов и беретов, а доучивались они в реальных боевых. А кровь… что кровь?.. Она только распаляла их боевые инстинкты.