поставил перед матерью такую, можно даже сказать, вселенскую задачу: ты должна не просто родить, а потом кормить. Но воспитывать. Раскрывать в своем чаде все то хорошее, что заложено в нем Богом (Природой).

«По отношению к ребенку мать хочет сделать то, что она может, и может сделать то, что она хочет. Ее желание всегда неизменно. Сила ее чрезвычайно велика»[131].

Вы понимаете, дорогой читатель, о чем говорит Песталоцци? Рождение ребенка — не отнимает, а дает женщине силы! Это и сегодня-то не все понимают, а по тем временам вывод был просто невероятный!

Мать — это сильная личность, которая должна и может помочь вырасти другой сильной личности — своему ребенку.

Книга Песталоцци — не просто исповедь. И не только сборник практических советов, как воспитывать маленьких детей.

«Как Гертруда учит своих детей…» и чуть позже «Книга матерей…» — работы, переворачивающие представления того времени о самой сути семьи.

На первое — главное место в семье Песталоцци ставит ребенка, потому что он — будущее, и его мать, которая должна помочь этому будущему состояться.

«Как Гертруда учит своих детей…» — написана в столь любимом нашим героем эпистолярном жанре. Автор пишет письма своему другу, реальному человеку — переплетчику из Берна, Генриху Гесснеру. То есть как бы ведет беседу со вполне конкретным человеком.

От этого у читателя создается ощущение, будто Песталоцци сидит едва ли не напротив за столом и просто беседует с ним. То о себе расскажет, то совет даст, то вспомнит что-то…

Эпистолярный жанр — это ведь вообще очень личностная история. Не случайно Песталоцци так любил писать письма.

Любое письмо — это личное обращение. Читатель довольно быстро забывает, что это обращение вовсе не к нему. Куда важнее ощущение, что беседуют именно с тобой — доверительно и умно.

Хочет того Песталоцци или нет, но его исповедальность, конечно, вызывает доверие. Поэтому и советы воспринимаются совсем иначе: не как указания, которые спускаются сверху, а просто как часть доверительной, искренней беседы.

Не случайно, издав «Гертруду», Песталоцци второй раз в жизни ощутил огромный читательский интерес. И по сути, и по форме книга была ожидаемая.

Менторская интонация, столь любимая педагогами всех стран во все времена, сменилась доверительной интонацией личной беседы.

Читатели побежали в книжные лавки.

Как честный биограф я должен сказать еще буквально пару слов о произведении, которое уже упоминал, поскольку среди многочисленных произведений нашего героя оно тоже весьма заметно. Да и к тому же написано все в тот же бургдорфский период.

Полное название этого произведения тоже весьма длинное «Книга матерей, или Руководство для матерей, как им научить своих детей наблюдать и говорить».

Как я уже заметил: Песталоцци писал ее в соавторстве с Германом Крюзи. Отчасти потому, что просто не успевал сам — институт в Бургдорфе отнимал все силы. Отчасти потому, что понимал: для Крюзи это будет серьезной школой. Песталоцци был педагогом не по профессии, а по призванию, и если мог кого-то чему-то учить, — непременно этим пользовался.

Поначалу это должна была быть серия картинок с подписями. Но потом Песталоцци понял, что и мам, и их детей больше интересуют настоящие предметы, нежели картинки.

Поэтому в книге очень много страниц посвящено тому, что дети видят в реальности, в частности их телу: мать рассказывает ребенку об особенностях его тела. Это ведь тоже — способ познания самого себя.

В «Книге матерей…» Песталоцци восклицает: «Мать! Познай свое высокое назначение! Познай себя как посредницу между природой и ребенком!»[132]

Я хочу спросить читательниц-мам: «Вы ощущаете себя так? Вы осознаете себя посредником между дитем и природой, посредником, который отвечает за то, чтобы все то лучшее, что Богом (Природой) заложено, проявилось в ребенке?»

Не простой вопрос, правда? И это сегодня, в XXI веке. Представляете, какое впечатление производили эти слова на читательниц более двух веков назад?

Песталоцци обратил внимание на женщину, что само по себе было невероятно в те времена. И эта женщина, заметим, не героиня любовного романа. Не своими любовными похождениями интересовала она автора. О нет!

Песталоцци утверждал: у нее есть высочайшее на земле предназначение! В сущности, в ее руках — будущее человечества: ведь от того, каким она воспитает ребенка, грядущее и зависит.

Женщина всегда понимала: высокое — это, например, в храме, а в доме — ничего возвышенного, в доме — быт. И вдруг ей говорят: высокое, возвышенное — это то, что имеет к ней непосредственное отношение!

Высокое, оказывается, может быть ежедневным и относиться к самому привычному, что есть у женщины: к ее собственному ребенку, который, как выясняется, не просто житель, но созидатель будущего!

Вы не найдете в книгах Песталоцци ни описания его одежды, ни того, скажем, что было в его ежедневном меню… Подробности быта приходится буквально вылавливать или искать в книгах о нем.

Нашего героя быт не интересовал вовсе. И когда он призывал женщину к возвышенным размышлениям о своем ребенке и о воспитании вообще, — он транслировал свой собственный подход к существованию.

Не быт, но бытие определяет сознание человека, который берется воспитывать, создавать другого.

«Человеку необходимо не только знать истину, но он должен еще быть в состоянии делать то, что является правильным, и желать (курсив Песталоцци. — А. М.) делать это»[133].

Это строки из «Памятной записки друзьям о сущности и цели метода», которая была написана в Бургдорфе в эти же годы.

Вот чего требовал Песталоцци и от матерей, и, конечно же, от педагогов: серьезный, возвышенный взгляд на то, что они делают.

Рутина уничтожает педагогику. Если педагог не осознает своего высокого предназначения, он не может быть воспитателем. Если он не может быть воспитателем — он не сможет работать в Бургдорфе.

Тут, понимаете, какое дело: мы сегодня горазды разделять учение и воспитание, забыв завет Песталоцци: учение само по себе — тоже воспитание.

Вспомните пример с дырой в обоях. Песталоцци учит детей правильно разговаривать, формулировать свои мысли, но одновременно воспитывает в них глубокий взгляд на мир.

Много занятий происходили в Бургдорфе прямо на природе (особенно в летние месяцы). Дети узнавали процессы, происходящие в живом мире. Что это, обучение или воспитание?

Великий Пифагор считал именно геометрию властительницей наук. В Бургдорфе, как мы уже говорили, Песталоцци впервые вводит геометрию в курс начальной школы. Зачем?

Потому что наш герой понимал: с помощью этой науки можно помочь ребенку осознать, что есть гармония в мире, а что — дисгармония. Изучая геометрию, дети учатся или воспитываются?

Обучение — это не повторение истин, которые дает