— Не зарывать же их, в самом деле, в песок, как капитан Кидд! Сейчас совсем другие времена. И с собой такие большие деньги таскать смысла нет. Либо ворам достанутся, либо пойдут вместе с тобой на дно морское.

Я поговорила с Минервой, и мы решили положить обе наши доли на один счет — на тот случай, если кому-то из нас не повезет. Дольше всех колебался Грэхем. Не ставя под сомнение разумность самого шага, он опасался оставлять деньги в Америке, так как собирался вернуться в Англию и заняться частной практикой где-нибудь в Бате, Лондоне или Эдинбурге. Будучи дочерью солидного негоцианта, я неплохо разбиралась в финансах и современной банковской системе, в отличие от нашего всеми уважаемого доктора, имевшего о них весьма смутное представление. Я разъяснила ему, что существует простейшая схема, по которой можно получить деньги со своего вклада не только в том банке, куда ты их отнес, но также в любом из его отделений или вообще в другом, представив заемное письмо или банковский вексель на предъявителя. Покойный отец часто ею пользовался, да и меня она всегда восхищала. Зачем возить с собой тяжелые мешки с золотом, когда в наш век небывалого развития торговли и коммерческих связей вполне достаточно иметь при себе клочок бумаги, по которому тебе выдадут всю сумму сполна?

К мистеру Брандту мы отправились втроем. Желая произвести на него впечатление и дать понять, что все мы люди состоятельные, Брум приказал мне нарядиться во все самое лучшее, чтобы выглядеть настоящей леди, мотивируя свое требование тем, что это придаст ему уверенности. За лето и осень я заметно прибавила в росте, немного пополнела и с трудом влезала в имевшиеся у меня платья. Визит к банкиру оказался подходящим предлогом, чтобы обновить гардероб. И я отправилась за покупками. К сожалению, одна. Минерва приболела, так что мне не с кем было посоветоваться, но я и сама справилась, хотя для этого пришлось обойти добрую половину нью-йоркских заведений, торгующих женской одеждой. Наградой за труды стало для меня откровенное восхищение, написанное на разбойничьей физиономии нашего доблестного предводителя, когда я предстала перед ним вся в шелках, кружевах, оборках, золотом шитье и потрясающей новой шляпке, украшенной страусиными перьями.

— Картинка, ей богу, картинка! — воскликнул он, обретя наконец дар речи. — Чудо как хороша! А если еще эти висюльки нацепишь, — протянул он мне рубиновые серьги, — перед тобой ни один король не устоит, не то что какой-то банкир!

Мне очень не хотелось их надевать, но я не подала виду и подчинилась скрепя сердце.

Голландец принял нас в своих апартаментах на Уолл-стрит. Высокий, худощавый, элегантный, как лорд, в безукоризненном строгом светло-сером костюме и высоких черных сапогах, сияющих матовым блеском, он опирался на покрытую вычурной резьбой трость и при нашем появлении не двинулся с места, только важно наклонил голову под свеженапудренным париком.

— Внешность часто бывает обманчивой, — незаметно шепнул на ухо доктор, но я его намек проигнорировала, потому что мне мистер Брандт сразу пришелся по душе.

Равнодушно прохладный, немигающий взор банкира выдавал в нем человека, одержимого в жизни всего одной страстью: собирать, считать и приумножать деньги, не делая различия между своими и чужими. Я с первого взгляда почувствовала, что наше золото окажется в надежных руках, если мы доверим его голландцу.

В ходе беседы выяснилось, что банк Фредрика Брандта имеет ряд отделений в Америке и Европе, в частности в Лондоне, Амстердаме и Роттердаме, а также прочные коммерческие связи с крупнейшими негоциантами в Кейптауне и Батавии, Бомбее и Мадрасе, Западной Африке и Вест-Индии.

— Думаю, не слишком погрешу против истины, если скажу, что мои финансовые интересы распространяются на весь мир, — без тени хвастовства заявил банкир, невозмутимо разглядывая нас своими серыми, прозрачными глазами. — Не вижу причин, почему бы и вам, леди и джентльмены, не внести свой вклад в их дальнейшее развитие. О сохранности можете не беспокоиться. Мое семейство вот уже несколько столетий занимается банковским делом и имеет безупречную репутацию. Мы одинаково бережно и рачительно относимся к деньгам каждого клиента, будь то король, герцог, торговец, промышленник, вор или пират. — Брандт растянул губы в улыбке, но мне показалось, что он вовсе не шутит и на самом деле не видит разницы. Как ни странно, я оказалась права, и следующая его фраза лишь подтвердила мою догадку. — Нас совершенно не заботит, откуда они взялись и каким способом добыты. Деньги есть деньги, и они не пахнут. И если вы выразите желание передать моему банку право распоряжения имеющимися у вас средствами, я гарантирую вам, в свою очередь, что позабочусь о них должным образом. Итак, каково будет ваше решение?

— Одну минуту, — вежливо извинился Брум. — Нам надо посоветоваться, если не возражаете.

Брандт не возражал и деликатно удалился в соседнюю комнату, чтобы не мешать обсуждению. Впрочем, раздумывали мы недолго. Как справедливо заметил капитан, у нас был простой выбор: либо оставить деньги этой акуле с Уолл-стрит, либо закопать в землю по примеру других пиратов. Не прошло и нескольких минут, как он позвал банкира и сообщил, что мы согласны.

— Очень хорошо, — удовлетворенно кивнул голландец, обменявшись рукопожатием с мужчинами и приложившись губами к моей перчатке. — Все необходимые бумаги уже подготовлены. Сейчас их принесут. И не сомневайтесь: вы приняли правильное решение. Ваши интересы будут соблюдены точно так же, как мои собственные. В связи с этим я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз, капитан Авраам. Пройдемте в мой кабинет.

Мы с доктором подождали Брума на улице, и все вместе направились домой. По дороге он посвятил нас в подробности приватного разговора, состоявшегося в кабинете банкира.

— Похоже, я должен перед тобой извиниться, Нэнси, — смущенно признался Адам. — Брандт поведал мне, что некий бразилец, плантатор и бывший буканьер, усиленно разыскивает одну юную особу по имени Нэнси Кингтон, похищенную пиратами из принадлежащего ей на Ямайке поместья. Ты оказалась права, а я проявил себя полным болваном, считая твои предупреждения пустыми бреднями.

— Что же мы будем делать? — спросила я с дрожью в голосе.

— Сниматься с якоря, дорогуша! — преувеличенно бодро откликнулся Брум. — И поднимать паруса. Денежки наши в надежном месте, с делами покончено, и теперь уже ничто больше не держит нас в Нью-Йорке.

Винсент с Минервой вовсю хозяйничали на спущенной наконец на воду шхуне, доводя до ума наш новый корабль. Возможно, мы задержались бы еще на несколько дней, но нас сразу насторожило известие об исчезновении юнги. Чарли последние дни ходил мрачным, насупленным, задумчивым, на расспросы огрызался, а накануне вечером сошел на берег и не вернулся. Винсент высказал опасение, что он может донести на нас властям. Я же, прекрасно зная, до какой степени Чарли ненавидит мою подругу, была настолько в этом уверена, что непроизвольно оглянулась на пирс, словно ожидая увидеть его уже оцепленным солдатами.

Дезертирство юнги поставило под удар все наши дальнейшие планы. Даже если мы успеем вовремя убраться из Нью-Йорка, нам все равно не сохранить в тайне наш главный козырь. Скоро всем станет известно, что в команде капитана Брума есть женщины, по собственной воле примкнувшие к Береговому братству и поставившие свои подписи под статьями корсарского кодекса. Об этом будут судачить в каждом порту, в каждой таверне, в кубрике каждого судна, бороздящего воды Карибского бассейна.