– Так ведь басурмане, а мы все же крещеные, как в стороне остаться? Похоронить бы наших.

– Сотня полегла. Представляешь, какую братскую могилу рыть надо? А вдруг крымчаки, что на нас налетели, только передовой отряд?

– Пусть воронье и шакалы жрут мертвые тела? Не бывать тому! Эй, бабы, ищите какой-нибудь инструмент. Ратников похоронить надо. Кабы татары дальше прошли, быть большой беде.

Женщины молча стали рыться в телегах. Может, оно и верно, что не роптали? По Ярославской Правде – да убоится жена мужа своего! Убоится – подчинится, как заповедано. Хоть и сил не было, а устыдился Алексей. Бабы могилу рыть будут для его товарищей, а он в стороне останется? Встал, поднял бердыш. Лезвие сбоку, копать неудобно, медленно получается. Да еще рука раненая болит. Подошел к молодке, кафтан снял.

– Перевяжи.

– Так ты ранен? – удивился старовер. – Я думал – то вражеская кровь. Лихо ты дрался, я видел.

Когда молодица тряпицей чистой перевязала, Алексей снова за бердыш взялся. Мужик подошел, сулицу в руку сунул.

– Ей копай, сподручнее.

Сулица – короткое, в рост человека, метательное копье. Древко легкое, а на конце плоский рожон, заостренная плоская железяка. Таким рыхлить землю удобно. Так и приспособились. Алексей землю рыхлит, а баба руками выгребает. До самой темноты рыли, но осилили. Закончив, без сил свалились.

– Завтра после полудня землице предадим, – кивнул старовер. – И тризну справим.

Алексей сел, где стоял, потом лег и уснул сразу. Старовер подошел, поглядел на него.

– Не, не одолеть Кузьме Москву. Мыслю – у стрельцов не один такой.

А ведь сонного и убить мог. Уснули все, уж больно день выдался страшный, полный переживаниями. Как солнце утром выходить стало, проснулись. Алексей стрельцов обошел, собрал оружие, глаза прикрыл, вчера сил не хватило. Потом подумал: зачем он оружие собирает? Сотни уже нет, и доберется ли он до Воронежа, еще большой вопрос. Но и старовер ему помогать стал. Все оружие – свое и татар – в телегу уложили. Старовер к Алексею повернулся.

– Меня Пафнутием звать. Можно я бердыш себе оставлю и саблю?

– Забирай. А я Алексей Терехов, сотник стрелецкий. На Чир пойдешь, к Иову?

Пафнутий головой помотал.

– На остров вернусь. Понемногу монастырь восстановим. Место удобное.

– Нет монастыря, сгорел.

– Деревяшки? Тьфу! Люди подойдут, новый поставим, дай только время.

– Москва новые войска пришлет.

– Тогда уйдем. Россия велика, на Урал, в Сибирь подадимся. А от веры дедовой да отцов наших не отречемся.

Мертвых обмыть бы надо по обычаю да в саван обернуть за неимением гробов, да где все взять? Уложили мертвых рядами плотно, лица тряпицами прикрыли. Потом старовер молитву счел, за ним Алексей. Молча засыпали братскую могилу. Из обломков древков бердышей и сулиц старовер подобие креста сделал, в землю воткнул.

– Голове своему скажешь, где упокоены.

Алексей кивнул. Дело сделано, расходиться пора.

– Идем вместе до первого ручья, – предложил Пафнутий. – Там тризну справим, однако – традиция, нарушать нельзя. А уж после разойдемся.

Алексей кивнул. Он после битвы и гибели сотни как заторможенный был, воспринимал все отстраненно. Тронулись в путь. Версты через две-три на ручеек наткнулись. Здесь и остановились. Все равно вечер скоро, куда идти? Пафнутий костер развел, женщины кулеш готовить стали. Вчера только завтракали, а сегодня весь день не ели. Когда кулеш сварился, Алексей бочонок вина из телеги достал, там еще немного плескалось. Разлил по кружкам, добрые слова о стрельцах сказал. Выпили, кулеша поели и спать улеглись. Утром снова кулеш с сухарями. Алексей к подводе с оружием коней стрелецких привязал. Оставить их на месте боя хотел, сами за подводой пошли. Седла только с них снял. Пафнутий на телегу с оружием полмешка пшенки бросил, котел малый.

– Остальное себе оставлю. На острове еды нет, как бы самим ноги не протянуть.

– Бывай, Пафнутий. Хороший ты человек.

– Зачем тогда монастырь поджег?

– Из Москвы приказ, я человек служивый, исполнить должен. Крест на верность царю целовал.

– А где он, царь-то? Двое малолеток сидят на троне, виданное ли дело? А всем баба заправляет. Не было такого на Руси святой!

Обоз с детьми и бабами тронулся. За обозом бежали несколько коней. Алексей долго смотрел им вслед, пока староверы не скрылись. Ему-то теперь куда спешить? Обидно, что вся сотня погибла. И какой он после этого сотник, если у него ни одного стрельца в подчинении нет?

Проводника нет, но приблизительное направление Алексей выдерживал и через две недели неспешной езды вышел к Изюмскому шляху. Все, теперь не заплутает. Воронеж – городок небольшой, 300 дворов, 15 церквей, 6 тысяч жителей. Окраина страны. Но роль исполнял важную, был составной частью Белгородской засечной черты, укреплений, защищавших от набегов крымчаков.

Алексей въехал в город верхом, под уздцы держал лошадь, запряженную в телегу, за телегой караваном шли верховые лошади стрельцов – с десяток. Жители смотрели с удивлением. Алексей добрался до воеводской приказной избы. На коновязи лошадей полно, служивые люди суетятся. Вошел для доклада, направился через комнату писарей к воеводе.

Старший писарь остановил:

– Не ходи, воевода всех начальствующих собрал.

– Смотр ожидается?

– Нет, крымчаки в степи замечены были.

Алексей решительно дверь открыл. Воронежский осадный голова, отвечавший за оборону города, взглянул недовольно. Алексей сразу докладывать начал:

– Сотник Терехов. Направлен был на Заполянский остров уничтожить монастырь староверов. На обратном пути столкнулись с крымчаками. Две сотни, как не более.

По комнате сразу разговоры, все уставились на Алексея.

– Обоз торговый разграбили, один из купцов ушел от них на лошади, позавчера прискакал, – кивнул воевода. – Как думаешь, куда пойдут?

– Кто?

– Да крымчаки!

– А никуда. Побили мы их всех до одного.

Все вскочили с лавок.

– Вас же сотня всего была! – вскричал осадный воевода.

– После штурма монастыря, сильно укрепленного, потери были, сотня неполная. Полегла она вся, один я остался. Оружие стрельцов собрал, в телеге оно, у приказной избы, да с десяток коней. Другие убиты или разбежались.

– Не может быть!

Воевода кинулся из избы посмотреть, за ним другие, последним Алексей. А на телеге и пищали, бердыши стрелецкие, и сабли кривые, татарские. К телеге строевые стрелецкие лошади привязаны.

Воевода нахмурился.

– А сам-то как уцелел?