— Что-то случилось?

— Моя жена Элинор всего два дня назад разрешилась нашим первенцем. Она гостила у друзей в монастыре Святого Фрайдсуайда, когда настало ее время. Я заехал туда по пути к вам, господин, навестить ее и нашего сына и обещал, что сам заберу их домой, в Эшлин. Если я поеду с вами, как сдержать данное жене обещание?

— Разве у тебя нет оруженосца, который мог бы проводить даму с ребенком? — с некоторым раздражением осведомился герцог.

— Господин, я уже говорил, что владения мои весьма невелики. Пока я не женился, у меня не было средств содержать оруженосца. По-моему, куда меньше бросится в глаза, если я отправлюсь в Нормандию один, и никто не обратит на меня внимания. Подумаешь, очередной рыцарь, желающий попасть в милость к будущему государю.

— Это ваш первенец, говорите?

— Да, — невольно улыбнулся Ранульф. — Симон Хыоберт. Родился в День святого Хьюберта, как сказали добрые монахини. Элинор показалось, что это имя пристало настоящему мужчине.

— А ты любишь жену, Ранульф де Гланвиль? — хмыкнул герцог. — Я страстно влюблен в Алиенору. Она была французской королевой, но Людовик, с его монашескими повадками, сумел дать ей всего двух дочерей, а потом добился развода на основании якобы близкого родства. Глупец! Лишился таких богатых поместий! А его новая жена, Констанция Кастильская, родила ему третью дочь, в тот же год, как моя Алиенора принесла сына. Я обожаю ее! Ты любишь Элинор?

— Да, господин, — тихо признался Ранульф, хотя и не той особе, что похитила его сердце. — Она должна была стать монахиней, но брат ее умер и оставил Эшлин. Она само совершенство, господин мой. Никогда не думал, что такой старый, закаленный в битвах воин, как я, женится, да еще на такой чудесной девушке.

— Меня уверили, что Стефан протянет это лето, — заметил герцог Генрих. — Даю тебе месяц уладить дела, а потом отправляйся в Нормандию, ко Дню святого Суитена. Поезжай в Барфлер, а оттуда — в Руан. Я повезу туда жену и сына, чтобы представить матери. Там ты присоединишься ко двору. Рад, что ты любишь жену, Ранульф. Однако позаботься и о моей семье и благополучно доставь ее в Англию. Как только окажешься в Нормандии, мы обсудим, каким маршрутом им лучше ехать.

Ранульф поднялся и низко поклонился будущему королю:

— Готов вам служить, милорд.

— Только никому не говори, кроме разве что жены, если, разумеется, она не из сплетниц, — предупредил герцог.

— Понимаю, — кивнул Ранульф и вышел из маленькой комнаты в коридор. Там никого не было.

Он направился к конюшне, где нашел свою лошадь в просторном стойле. Отстегнув пояс, на котором висел меч, Ранульф отложил его в сторону, лег на вязанку соломы и заснул. Пробудил его узкий луч света, проникавший в крохотную щель на стене.

— Оседлай жеребца через полчаса, — велел он конюху, убиравшему противоположное стойло, вышел во двор и плеснул на лицо воды из лошадиной колоды. Немного придя в себя, он последовал за толпой священников в парадный зал, где уже подали завтрак. На раскладных столах стояли корзины с хлебом и деревянные чаши, которые наполняли элем слуги. Ранульф, вынув небольшой каравай, отрезал ломоть сыра. Ел он торопливо и молча, поскольку кругом не было видно ни одного знакомого лица. Гаррик Талиферро куда-то исчез, но это к лучшему: не придется объяснять, чего хочет от него герцог.

Ранульф съел половину каравая и сыр, сунул остаток в сумку, на дорогу, поскольку не знал, когда представится возможность поесть в следующий раз. Допив эль, он отправился во двор. Лошадь была уже оседлана и привязана у конюшни, но конюх куда-то исчез. Ранульф вскочил в седло и отъехал.

День занимался, когда он выехал на дорогу, ведущую к Эшлину. Солнце поднималось все выше, и Ранульф остановился у быстрой речки, чтобы напоить лошадь. Потом пустил животное пастись и доел хлеб с сыром, утоляя жажду ледяной водой. Освежившись, Ранульф продолжал путь. Стоял июнь, и сумерки наступали поздно. Ранульф обрадовался, когда на вершине холма показался монастырь, в котором он ночевал по пути в Вустер. Добравшись до него, он попросил гостеприимства у привратника.

Он как раз успел к ужину, который подавали посетителям. Слуга подал хлеб, ножку вареного кролика и небольшую чашу с элем. Однако монах, распоряжавшийся странноприимным домом, сжалился над Ранульфом и принес ему еще кусок крольчатины, видя, что рыцарь голоден, что неудивительно для такого великана.

— Куда направляетесь, господин? — полюбопытствовал он.

— В монастырь Святого Фрайдсуайда, — объяснил Ранульф, благодарно кивая монаху. — Моя жена гостила там, когда у нее начались роды. Она принесла сына. — Он неспешно дожевал кусок мяса и сделал глоток эля. — Я был в Вустере, — солгал он, — когда знакомый путник передал мне новости. Теперь я еду за ними, чтобы отвезти домой, в Эшлин.

— Эшлин? Вы хозяин Эшлина? — удивился монах.

— Да, преподобный отец.

— Да ведь это совсем близко от Уэльса, а там, как я слышал, теперь неспокойно.

— Поместье хорошо защищено, отче. Стены высоки, а мои люди прекрасно обучены.

— Ничто не поможет, если урожай сожгут, а скот угонят, — вздохнул монах. — И сделают это ради удовольствия напакостить. Валлийцы — безбожные создания.

— В таком случае попрошу вас молиться за Эшлин и его людей, — расстроился Ранульф. — Вы что-то слышали в последнее время, преподобный отец?

— Они снова пустились в набеги. Пока лишь небольшие вылазки по нашу сторону границы, то здесь, то там. Особенно досаждает нам один разбойник, по имени Мэрин Ап-Оуэн. Говорят, за ним повсюду следует златовласая ведьма, столь же кровожадная, как сам он. Никому от них нет спасения. Несколько недель назад они сожгли небольшой монастырь Святой Бригитты, убили старых монахинь и обесчестили молодых, перед тем как прикончить. Бойня была ужасной. — Монах печально покачав головой. — Вам не следует путешествовать в одиночку.

— Я неплохо вооружен, — возразил Ранульф, — а кроме того, не выгляжу человеком, которого стоит грабить, отче.

— А ваша лошадь, господин?

— Верно, но Шедоу легко обгонит пони любого разбойника.

— Я буду молиться за вас, сын мой. И за Эшлин, — пообещал монах.

Ранульф с облегчением увидел, что, кроме него, в доме никого не осталось и ему не придется делить свой тюфяк с другим гостем. Он поднялся затемно, чтобы присутствовать на заутрене. Потом ему подали на удивление сытный завтрак: овсяную кашу в корке теплого каравая. Он съел всю кашу и половину хлеба, спрятав остаток в сумку. Допив сидр, Ранульф встал, положил на стол монету, поблагодарил доброго монаха и пошел за лошадью. Видя, что за животным заботливо ухаживали, он в порыве великодушия дал монаху, присматривавшему за конюшнями, еще одну монету.

Ранульф опять пробыл в пути до полудня, остановившись, чтобы напоить и накормить коня и съесть хлеб.

Сегодня он доберется до монастыря, где подадут про стой ужин. Как он мечтал о доме и вкусной еде: дымящемся кроличьем рагу в винном соусе, сочных овощах и сладком пудинге. Сыр. Сколько он пожелает! Масло. Свежее масло на теплом хлебе!