стены и улицы, были сбиты все тяжелые пушки врага. Но защитники укрывались в ямах, окопах, отвечали из легких орудий…

Штурма Иван Васильевич старался избежать до последнего, представляя, каких жертв он будет стоить. Предложение о капитуляции повторял несколько раз. Однако противники надеялись дотянуть до холодов, дождей — и осаду придется снять. Но ведь и русские знали: скоро погода испортится, окопы зальет, дороги развезет грязью. Чтобы все труды и потери снова не были напрасными, оставался только приступ. В трех местах рылись тоннели, готовили мины. Первый, пробный взрыв прогремел 30 сентября, снес часть стены. Воины ворвались в пролом, завязалась рубка. Но к общей атаке армия была еще не готова, и царь велел отступить. Стрельцы и казаки, захватившие Арскую башню, уйти отказались. Передали своим: «Здесь будем ждать вас».

А Иван Васильевич все еще щадил людей. Уж теперь-то казанцы должны были понять, что их оборона обречена. Он сделал последнюю попытку избежать бойни. Невзирая на долгую и трудную осаду, послал казанцам те же условия, которые предъявлял с самого начала. Выдать главных изменников и выполненить прежние договоры. Осажденные снова отказались. Упрямо заделывали проломы, у захваченной башни ставили новую стену из срубов. 1 октября наступил великий праздник Покрова Божьей Матери. И в этот день Иван Васильевич объявил, чтобы воины готовились «пить общую чашу крови». Как раз на праздник всем было велено исповедоваться, причаститься. Штурм был назначен на следующий день, 2 октября.

Утром войска ждали сигнала. А царь, отдав все необходимые распоряжения, просил милости у Господа, стоял в походном храме на Литургии. Когда прозвучали слова Евангелия «да будет едино стадо и един пастырь», громыхнул страшный взрыв. А на словах «Еще молимся Господу Богу нашему помиловати государя нашего, царя Иоанна Васильевича, и покорити под нозе его всякаго врага и супостата» землю сотряс второй [273]. Над Казанью поднялись тучи дыма, пыли, обломков. Полки ринулись вперед. Когда царь, причастившись и благословившись, вышел из храма, русские стяги уже развевались на стенах.

Но прискакал Михаил Воротынский, доложил — нужна помощь. Жестокая рубка шла на улицах, войска растекались по ним, и чуть не случилось беды. Казань была большим и очень богатым городом, и царь назначил специальных людей следить за дисциплиной, пресекать грабежи. Однако и у них разгорелись глаза, они сами набросились на трофеи. А знать заранее подготовила отряды холопов, поживиться богатствами. Вместе с ними в город побежали обозные, кашевары, торговцы, пристроившиеся при лагере, всем хотелось урвать свое. Но защитники, сорганизовавшись, нанесли контрудар. Те же самые холопы и обозные в ужасе побежали, заражая паникой других воинов.

Спас положение лично царь. Поскакал к воротам и встал перед ними со знаменем в руках. Видя государя, ратники останавливались, собирались вокруг него. А Иван Васильевич приказал спешиться половине своей личной дружины и бросил в город 10 тыс. свежих бойцов. Присоединились те, кто только что бежал, и татар опрокинули. Тем не менее продолжалась свирепая рубка. Русские были озлоблены упорным сопротивлением, смертью товарищей. Но и казанцы дошли до остервенения, в плен не сдавались. Большинство мужчин погибло. Около 5 тысяч вырвалось и ушло в леса.

Пала не только крепость. Пало Казанское ханство. Царь приказал тушить пожары, расчищать развалины. Он въехал в город на следующий день. Встретили его толпы русских, до сих пор находившихся здесь в неволе, и государь жалел их, приказал приютить в лагере, кормить со своего стола. На улицах лежали груды тел. Иван Васильевич плакал над павшими соратниками, но тужил и о казанцах: «Они не христиане, но подобные нам люди». Построив полки, государь говорил о погибших, что они уже в Царствии Небесном. Называл своих воинов «страдальцами» за веру, за Отечество и царя, достойными потомками витязей Дмитрия Донского. Отдал им все трофеи и пленных, а о себе пояснял: «Моя корысть есть спокойствие и честь России» [274]. Потом был пир. Для всех — царь чествовал и воевод, и рядовых. Все они были для него близки, все сотворили победу.

По преданию, Иван Васильевич особо пожаловал казаков, первыми ворвавшихся в город. Даровал им в вечное владение Тихий Дон со всеми притоками. Грамота о таком пожаловании до нас не дошла. Но казаки о ней всегда помнили. Именно в связи с Казанским взятием Покров Пресвятой Богородицы стал у них особенным, казачьим праздником [275]. Из поколения в поколение пересказывали, что как раз на Покров на казачьем круге зачитывалась эта грамота Ивана Грозного [276].

4 октября был отслужен благодарственный молебен, и царь собственноручно водрузил крест на том месте, где он наметил строить городской собор в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. Отсюда двинулся крестный ход — вместе с воинами Иван Васильевич обошел по периметру стены, освящая город. Отныне он становился русским, христианским. А на месте погребения погибших царь велел основать Успенский монастырь. Первыми его иноками стали ратники, получившие увечья (позже монастырь перенесли в другое место, его стали называть Зилантовым).

Но и с побежденными Иван Васильевич обошелся милостиво. Простил взятого в плен Ядигера. Разослал грамоты жителям казанского края, гарантируя им мир и безопасность. Сохранил им прежние, привычные порядки, определил такие же подати, какие они платили хану. Кстати, как раз с этого времени пошло выражение «сирота казанская». Многие местные дети потеряли родителей, и их отдавали в русские семьи. Царь велел, чтобы о них заботились как о собственных детях, для этого опекунам назначалось пособие от казны.

Глава 14

Боярский бунт

Взятие Казани стало не просто победой, это был стратегический успех. Рушились проекты возрождения Золотой Орды. Для нашей страны открывались пути на восток — на Урал и за Урал. Открывалась дорога по Волге к Каспийскому морю, Кавказу. Теперь государь намеревался ехать в Москву, распустить по домам полки. Но начали твориться довольно странные вещи. Та же самая часть воевод, близкая к Адашеву и Курбскому, принялась убеждать его, что возвращаться ему нельзя, он должен со всей армией остаться в Казани на зиму до полного покорения здешнего края.

Подобная идея выглядела просто нелепой. Мало того, она была гибельной. В разгромленной Казани и разоренной стране зимовать 150-тысячной армии было негде. Скоро должна была начаться распутица, ледоход, а потом дороги завалит снег. Снабжение войск оборвалось бы. Ратники начали бы вымирать от болезней, голода. Могли и взбунтоваться. Война и в самом деле не завершилась, по селениям и