– Тогда устраивайся в больницу санитаркой. Зарплата никакая, что и говорить, но зато на следующий год поступишь обязательно. А там где и приработок найдешь! Трудно будет, слов нет, но в трудностях и закаляется человек. Постепенно обретешь себя, встретишь хорошего парня и с ужасом будешь вспоминать прежнюю жизнь в Горинске. Я уверен, у тебя все будет хорошо! Главное, чтобы шла к цели твердо! А тебе это под силу. Ну, а возникнут проблемы, позвонишь мне. Сейчас у меня есть в Переславле кое-какие связи, мне вполне под силу помочь тебе!

– Спасибо вам!

– Это тебе спасибо. Удачи, Лена!

– Вам удачи, старший лейтенант!

Резко повернувшись, Елена растворилась в темноте.

Кузьмич тем же путем, что забирался сюда, отправился на свою сторону.

Без пяти двенадцать он тихо постучал в окно кухни, за столом которой сидела, склонив голову на скрещенные руки, его Катюша.

Вздрогнув, она подняла голову. И тут же увидела за стеклом лицо мужа. Кузьмичев подмигнул супруге, жестом руки указав на входную дверь. Катя кивнула головой и прошла в прихожую. Вскоре они уже вместе сидели на кухне.

– Как твой поход, Володь?

– Все нормально!

– У тебя всегда все нормально, а на комбинезоне кровь!

– Это не моя кровь, но лучше комбез прямо сейчас постирать и запрятать подальше.

– А может, вообще выбросить? Мало ли что…

– Не надо! Кто знает, может, и пригодится еще!

– Тогда снимай, пока я простирну, чаю попей. Чайник горячий, под салфеткой пирожки, Клава принесла.

– Хорошо!

Раздевшись и передав жене форму, Кузьмич с удовольствием отведал Клавиных пирогов. Жена Василия Белугина слыла большой мастерицей по этой части.

Вскоре супруги уже спали. На этот раз сон Кузьмичева был спокоен. Ожидать какой-либо очередной подлянки со стороны Фомы и его стаи теперь не приходилось. С этого дня Фомин-младший должен надолго затихнуть.

Первым из троицы бандитов пришел в себя Урод. Он прекрасно помнил разговор с Кузьмичевым, поэтому тут же принялся как можно правдивее играть свою роль. Откашлявшись, Кулагин с трудом приподнялся, сел на полу. Потрогал шею и промежность, испытав резкую боль.

– У-у, блин! Ну и влетело! Кто ж это такой крутой отделал нас, как щенят? И бил, сука, профессионально, перед этим ослепив из газовика. Дела! Теперь неделю как минимум враскорячку ходить. А как же башка болит! И глаза!

Он потрогал воспаленные, слегка обожженные веки:

– Козел, так и глаза мог выжечь!

Из-за спинки кресла ему не было видно комнату.

Поэтому, когда он кое-как встал на ноги, то его покрасневшие глаза широко раскрылись. На этот раз без всякого притворства:

– Ни хрена себе, погромчик! Это ж надо? Все размолотил, дуролом. Но кто он?

В кресле застонал Фома.

Увидев главаря, Кулагин проковылял к нему.

– Фома, ты живой?

– Живой! Этот, в черном, слинял?

– Слинял! Только глянь, что с хатой сделал!

Фома мутным взглядом обвел комнату.

Урод же продолжал:

– Аппаратуру разбил, стенку за шестьдесят штук в куски разделал, мягкую мебель, а обои, люстру?

– Да заткнись ты со своей хатой! Налей лучше водки.

– Ага! Налей! Вон на стенах да ковре все пойло. Бутылки до одной разбил.

Фома поморщился, тронув шею:

– Меня будто катком переехали. А где Бык?

Кулагин обвел взглядом комнату:

– Здесь нету, да он же в коридор вышел, как только шум от двери раздался.

– Иди глянь!

Хозяин разгромленной квартиры вышел в коридор.

Фома услышал изумленный возглас:

– Ну, не твою мать?!

– Чего там?

– Да этот громила дверь с петель сбил! Какую ж надо силу иметь, чтоб железную дверь высадить? Думаю, нам еще повезло.

Фомин спросил:

– Что с Быком?

– Нету его тут!

– А где ж он?

Кулагин открыл двери туалета и ванной комнаты. В последней, под умывальником, лежал Быков. Урод нагнулся к подельнику, похлопал по щекам. Бык открыл глаза.

– Где… я?

– Живой? Фома! – выкрикнул Кулагин в коридор. – Нашелся Бык, в ванной отдыхает!

– Идите сюда!

Кулагин нагнулся к Быкову:

– Бык? А, Бык? Встать сможешь?

Тот вновь повторил вопрос:

– Где это я?

– В ванной! У меня дома. Меня-то узнаешь?

– Урод…

– Узнал! Встать сможешь?

– Не-не знаю! Кто это меня?

– Сам не помнишь?

– Тень какая-то черная… большая!

– Во-во, тень тебя, а с тобой всех нас и пригрела. Давай вставай. Я помогу.

Кое-как Быков поднялся. Но, сделав шаг, осел, вскрикнув от боли. Нога, в которую угодила бита, была сломана. Урод подхватил товарища под мышки и, сам кряхтя, помог тому добраться до порезанного дивана.

Опустившись на клочья кожи, Быков простонал:

– Нога!

Кулагин, присев, взялся за его пострадавшую голень, что вызвало вопль Быкова.

Урод повернулся к главарю:

– Фома! Нога у Быка перебита! Перелом! В больницу надо.

– Обожди с больницей, пусть приляжет.

Кулагин помог приятелю лечь.

– И все же надо «Скорую» вызвать!

– Куда, дурак? Сюда? Чтобы бригада тут же ментов пригласила? Ты, я смотрю, двигаться можешь! Найди мобильник и вызови пацанов, хотя нет, давай лучше одного новенького Беса. Пусть срочно катит сюда, да по дороге пойла возьмет, пару литров.

Кулагин с трудом отыскал сотовый телефон.

– Все ништяк, Фома! Бес через полчаса подъедет. Надо бы еще баб вызвать, порядок навести.

Фома сожалеюще взглянул на подчиненного:

– Нет, Урод, тебе этот неизвестный точно мозги отшиб. – И, повысив голос, продолжил: – Ну, какие сейчас могут быть бабы? Ты хочешь, чтоб с утра над нами все пацаны в городе потешались? О том, что произошло здесь, никто не должен знать! Никто, кроме тех, кого я лично посчитаю нужным посвятить в это.

– Понял! Чего орать-то?

С дивана подал голос Быков: