Ознобиша не пришел его проводить.

Остаток дня из подвала доносились глухие удары железа о дерево и временами – о камень. А в промежутках – хруст камешков под ногами. Упрямый дикомыт бросал в мишень. Снова, снова, снова…

После полудня, чудом никого не зашибив, по Наклонной башне прогрохотал скопившийся иней. Новых ложек погнали разгребать сугроб, перекрывший подход к чёрному двору и поварне. За работой смеялись, что это Сквара вызвал обвал, стуча в стену. Смех был натужным, да и болтали ребята на самом деле попусту, ведь куржа падала и прежде, сама собой.

Сквара хорошо слышал их голоса. Ему тоже без конца мерещился мёртвый Дрозд и являлся непонятный страх. Всё время казалось, будто именно он совершил что-то непоправимое. Такое, что теперь загрызёт совесть и все будут в него пальцами тыкать: «Это он… Из-за которого Дрозд…»

Поэтому, наверное, с гвоздём у него мало что выходило. Обезображенный горбыль лохматился щепками, но через раз, если не чаще, гвоздь бил в него шляпкой. Сквара силился понять, в чём было дело, но даже это не получалось. Дельные мысли все как морозом побило.

Вымахав обе руки, он отчаялся, оставил гвоздь, взялся гнуться назад. Утверждал на полу обе ладони и медленно отрывал ноги, задирая их к потолку. Потом возвращал тело в природное положение. Учитель считал такое упражнение очень полезным. С разгону, говорил он, да с напужки всякий перевернётся, а ты попробуй-ка не спеша…

Из трубы над очагом посыпалась сажа, на дно шлёпнулся свёрточек. Сквара сперва лишь покосился, отвёл взгляд. Ничто теперь не имело значения, даже еда. Потом примерещились голоса, донёсшиеся из дымохода. Опёнок распрямился, подошёл. Может, там Ознобишу застукали?..

На самом деле побратимы успели заподозрить, что тайной дверцей пользовалось уже не первое поколение мальчишек. Во всяком случае, межеумки и даже старшие на тайные посылки определённо смотрели сквозь пальцы. Помнили небось, как сами попадали в холодницу, ждали выручки от друзей…

Сквара вытащил кулёчек. Он сразу увидел, что завязывал его не Ознобиша. Тот не так любил плести узлы, как сам Сквара, но всё равно до «бабьего» узлишка нипочём не унизился бы, он на мах никакого дела не творил… Лыкасик?..

А вот кем-то надкусанные пирожки, лежащие внутри, опрятно обрезал, скорее всего, Зяблик. Воробыш не стал бы возиться. И сам проглотил бы как есть, и в холодницу бы отправил как есть…

Сквара сел на холодный пол под стеной, обхватил руками колени. Помедлив, тоскливым шёпотом обратился к цепи с ошейником, свисающей с противоположной стены:

– Дядя Космохвост, почему у меня не выходит?..

«А ты поразмысли», – неслышимо долетело оттуда.

– Да я всяко уж пробовал. И шаги считал, и руку тянул…

«Даст тебе кто в бою шаги считать…»

Сквара только вздохнул.

«Тебе очень хочется, чтобы получилось?»

– Ветер говорит, нужно что угодно в мёткое оружие обращать.

«Ветер говорит! – передразнил погибший рында. – А ты сам?»

– Наверно, хочу, дядя Космохвост.

«Помнится, раньше ты хотел дома жить. Ту девочку в жёны взять, семерых детей народить, один другого горластей. А теперь – добрым гвоздём кого ни попадя прибить норовишь. И на кугиклах забыл уже, когда последний раз песни творил…»

– Дядя Космохвост, – жалобно протянул Сквара. – Ты сам ложкой в котле был!

«Будто кто меня спрашивал! Я сиротой рос».

– А меня спрашивали? Тебе тоже пришлось, и учился, и лучше всех был! Зря они на тебя вериги надели? Подсказал бы уж, что ли!

«Ладно. Что надо, чтобы нож потребно втыкался?»

– Чтобы летел быстро и поменьше переворачивался.

«И для этого…»

– Руку тянем, чтобы он как копьё с копьеметалки слетал.

«А кроме копья, у чего полёт скорый?»

– У птицы сокола. У громовой стрелы…

В первый год после Беды, когда в Твёрже ещё пасли коров, ребятня бегала за дедом Игоркой, просила «гром показать». Старик объяснял им: кончик, мол, кнута мчится в воздухе очень проворно. Почти как колесница Бога Грозы. Оттого и гром получается.

«Ну-ка, попробуй…»

Сквара для начала повёл рукой в воздухе, вообразив её кнутовищем с длинным столбцом ремня, а кисть – растрёпанным кончиком-хлопушкой. С силой в одну сторону, потом резко в другую…

Запястье, которое Сквара по праву считал надёжным и крепким, дёрнуло так, что он невольно ухватил его левой. Когда-то давно отец не велел ему отпускать тетиву вхолостую, без стрелы: кабы не лопнула…

Сквара подобрал гвоздь, заново утвердил несчастный горбыль, попятился прочь.

Взмах!

Он сразу почувствовал: гвоздь ушёл с руки так, как прежде ни разу. Доска подпрыгнула и свалилась, оставив в воздухе медленный след из мелких щепочек и трухи. Сквара, одержимый какой-то внутренней дрожью, подбежал, жадно подхватил упавший горбыль.

Гвоздь, давно погнутый и затуплённый о камень стены, торчал в длинном расщепе.

Сквара выдохнул, сел, неуверенно улыбнулся. Сдул сажу со свёртка с едой. Он определённо что-то нащупал, до смерти хотелось мишенить ещё и ещё, но он знал: нельзя. Рука должна запомнить новое ощущение. Даже если удачный швырок вышел случайно. А уж если не случайно…

– Видал, дядя Космохвост? – обратился он к пустому ошейнику. – Как я его?..

Скрипучая входная дверь отворилась за спиной совсем бесшумно. Сквара оглянулся только потому, что изменили своё течение гулявшие по полу сквозняки.

В дверном проёме стоял Ветер.

Стоял, гоняя в пальцах тяжёлый боевой нож.

Увидев, что ученик оглянулся, котляр неприметным движением отправил оружие в воздух. Сквара едва успел повернуть за ним голову. Нож мелькнул и воткнулся в горбыль немного ниже гвоздя. Ветру не было разницы, стоит мишень, лежит или бежит. Доска в два пальца толщиной лопнула из конца в конец.

Вскочив, Сквара подобрал выпавший нож, хотел отнести источнику, но увидел перед собой закрытую дверь. Котляр исчез так же беззвучно, как появился.

– Учитель… – стоя с ножом в руке, пробормотал Сквара.

Никто ему не отозвался. Ни Ветер, ни Космохвост.

Ноги незаметно принесли Ознобишу в книжницу. Наверное, потому, что под каменными сводами, выстоявшими в Беду, было тихо и покойно. Другая ребятня своей волей сюда нечасто совалась. В один из первых дней Лихарь привёл в книжницу весь народец – да здесь и напугал чуть не хуже, чем россказнями о столбе.

«Будете высиживать, пока грамоте не вразумитесь, – предрёк он зловеще. – Пока по трое штанов за книгами не изотрёте…»

Все стали смотреть на свои штаны, щупать толстое серое портно. Пожалуй, изотрёшь! А уж трое…