членов малийского общества. В связи с отсутствием точных исходных данных ниже приводятся предварительные сведения, полученные от информантов – малийских студентов, обучающихся в киевских вузах. Республика Мали, как и большинство африканских государств, является многоязычным ареалом. Наряду с французским языком, который провозглашен официальным государственным языком, здесь распространены такие местные языки, как бамбара, малинке, пёль, сонгаи, волоф и другие, функционирующие также в соседних странах, что свидетельствует о несоответствии государственных границ в Африке границам этнического расселения. При общей численности населения Мали примерно в 6 млн. человек число носителей наиболее крупных языков варьируется следующим образом: французский язык ≈ 1,2 млн. человек (20%) (преимущественно городское население); бамбара ≈ 3 млн. (50%); малинке ≈ 1,5 млн. человек (25%). Доля остальных языков в общем соотношении невелика, и они могут быть отнесены к малым языкам этой страны как по числу носителей, так и по объему выполняемых общественных функций.

Из приведенных данных видно, что несмотря на свой официальный статус французский язык все же не является языком абсолютного большинства населения Мали и конкурирует с двумя крупными национальными языками в целом ряде сфер речевого общения. Среди национальных языков, пока не имеющих письменности, особенно выделяется бамбара, претендующий на роль второго государственного языка. В настоящее время проводится работа по составлению учебников этого языка, предпринимаются усилия, направленные на то, чтобы сделать бамбара языком обучения. Бамбара и малинке, имеющие богатый фольклор, широко используются в культурной сфере. Следует также отметить, что среди тех, кто владеет французским языком, распространены двуязычие и многоязычие, что, как уже подчеркивалось, вызывает перераспределение или специализацию функций разных языков. Вот, например, как ответил на наш вопрос об использовании известных ему языков служащий из Бамако Джон Кейта, 27 лет. Французский язык он начал изучать с восьми лет в начальной школе, использует его на службе, в административно-деловой сфере, кроме того, французский язык для него – это язык средств массовой информации (кино, радио, телевидения, прессы, художественной литературы). В то же время его семейным языком является малинке, а в повседневном общении вне дома, в контактах на улице он прибегает к бамбара. Следовательно, если в одноязычном обществе конкретной сфере речевого общения обычно соответствует тот или иной функциональный стиль национального языка, то в многоязычном за определенной сферой (сферами) закрепляется один из контактирующих языков, который получает вполне определенное функциональное предназначение.

Аналогичным образом могут распределять свои функции разновидности одного и того же национального языка, сосуществующие в рамках единой социально-коммуникативной системы. Таково, например, положение в арабских странах, где диглоссия национального языка привела к достаточно четкому разделению сфер использования двух его разновидностей – классической (литературной) и диалектной. При относительном постоянстве первой величины этого соотношения, общей для всего арабоязычного ареала, вторая, напротив, является переменной и варьируется от страны к стране или группе стран. Сферы применения классического арабского языка – религия (это прежде всего язык корана), классическая литература, театр, официальное делопроизводство и некоторые другие. В свою очередь диалект каждой страны служит обиходно-разговорной формой общения, хотя и проявляет тенденцию к превращению в национальное койнэ, обслуживающее некоторые сферы письменной речи, например, в печати.

Сочетание двух разновидностей национального языка и одного-двух западных языков, бытующих в конкретной стране со времен колонизации, делает весьма сложной модель функциональной дифференциации этих элементов единой социально-коммуникативной системы.

Национальный язык, точнее его литературная форма, и один из западноевропейских языков дополняют друг друга в официальном регистре, являясь коррелятами таких функциональных стилей, как стиль научной прозы, публицистики, официально-деловой речи, художественной литературы. При этом их соотношение все более меняется в пользу национального языка в силу официально проводимой политики арабизации всей общественной жизни. Неофициальный регистр, охватывающий сферу повседневного бытового общения, характеризуется преимущественным использованием той или иной диалектной разновидности арабского языка, который практически не испытывает здесь какой-либо конкуренции со стороны западноевропейских языков.

Совокупность общественных функций, выполняемых двумя и более языками (разновидностями языка) при двуязычии и многоязычии, покрывает объем таких функций, присущих национальному языку в условиях одноязычия. Вместе с тем объем выполняемых общественных функций не может не влиять на характер функционирования языковой системы, предопределяя особенности ее развития. Например, разрыв между объемом функций, выполняемых западными языками в официальном и неофициальном регистрах, который сохраняется в развивающихся странах до настоящего времени, явился причиной неравномерного развития функциональных стилей, обслуживающих эти регистры, что в условиях культурной разобщенности привело к различной стилистической стратификации западноевропейских языков в этих странах по сравнению с центральноязыковым ареалом.

Являясь преимущественно средством письменной коммуникации, конкретный европейский язык часто функционирует в развивающихся странах в своей наиболее устоявшейся форме, привнесенной еще колонизаторами, и практически лишен того воздействия, которое в обычных условиях оказывает на развитие любого языка живая речь. Изучение официальных и газетно-публицистических текстов на западноевропейских языках, принадлежащих маргинальным ареалам, дает основания некоторым исследователям говорить о так называемой административной манерности, проявляющейся в громоздком и даже архаичном синтаксисе, в употреблении высокопарной несовременной (точнее, немодной) лексики, в допущении плеоназмов, злоупотреблении гиперболой и т.д. и т.п. (см., напр.: Julliot, 1970). Местным авторам приписывают болезнь, некогда распространенную в бывших метрополиях: их упрекают в отсутствии подражания письменной традиции, сложившейся в центральноязыковом ареале в определенный отрезок времени под воздействием разговорной речи.

Конечно, дело вовсе не в «манерности», являющейся не причиной, а следствием изменений, отражающих уровень эволюции языка в конкретных социально-исторических условиях. Сама проблема изменений в западноевропейских языках, функционирующих за пределами бывших метрополий, вызывала и продолжает вызывать оживленные споры, в которых сталкиваются порой противоположные методологические концепции. Следует подчеркнуть, что изменения, затрагивающие все аспекты языковой системы, носят объективный характер и обусловлены особыми условиями существования языков. Их возникновение предопределено всем ходом эволюции языков с момента их закрепления на новых территориях. Многие специфические особенности, отмечаемые сегодня в языках бывших метрополий, возникли еще в колониальный период как реакция на новую действительность. Однако тогда их не замечали или просто игнорировали, не желая акцентировать языковые особенности колоний и таким образом способствовать какому бы то ни было их обособлению.

Не случайно до начала 60-х годов в зарубежной социолингвистике почти не находим работ, посвященных специфике западноевропейских языков в странах Азии и Африки. Перелом наступает с освобождением большинства этих стран от колониального гнета и вступлением их на самостоятельный путь развития. Именно тогда начинают появляться труды, в которых, наряду с языковыми проблемами развивающихся стран, исследуются особенности языков бывших метрополий в этих странах.

Если сам факт изменений является общепризнанным и ни у кого не вызывает сомнений, то подход к его толкованию обнаруживает две характерные точки зрения. Согласно одной из них (ее обычно называют «ригористической»), необходимо