— О, мудрейший, я готов подвергнуться исп… — начал было Миллавеллор, но отшельник прервал его бесцеремонным шлепком ноги по затылку:

— Нет, мой бесценный друг, — пусть ответят они!

Тихая израильтянка бросила на подъесаула вопросительный взгляд, незаметно погладив ладошкой приклад испытанного «галила». Молодой человек отрицательно покачал головой:

— Валяйте, дедушка! Хотя, пользуясь вашим стилем мышления, я на них УЖЕ ответил.

— Ответил не ответив? Э-э, но… вообще-то, кажется… да, — на мгновение замялся старик, но тут же опомнился. — Это случайность! Не каждый слышащий имеет уши… А вот скажи: я семь дней собирал редкие травы, пять дней сушил их на утреннем солнце, три дня варил чай и выпил его в один час — что же осталось?

— Грязная посуда…

— Ах!.. — Седой эльфийский востоковед закатил глаза, винтом уйдя в обморок.

— Мудро, — скрипнул зубками отшельник. — А что есть Дао одного пальца?

— Из полёта бабочки и журчания ручья до конца жизни не вычерпать смысла, — пожал плечами казак. Теперь уже в обморок едва не отправился сам красноречивый старец…

Рахиль смотрела на Ивана с явной смесью восхищения и боязни за его рассудок. Она, конечно, знала, что у парня высшее филологическое образование, но вот так, легко, без напряга рубить на корню глубинные тайны буддизма, даосизма и ещё чего-то столь же заумного… В тот миг юная еврейка впервые испытала заслуженное уважение к самой себе за то, что попала в Рай именно с таким казаком!

А просветлённый отшельник, долго морща лоб, наконец подкинул самый каверзный вопросик в стиле Понтия Пилата:

— Что есть Истина?

Вот тут господин подъесаул не задумался ни на секунду, он просто сделал шаг вперёд и, смеясь, залепил интересующемуся дедку звонкую оплеуху!

Миллавеллор, на мгновение приоткрывший было один глаз, при виде такового бесчинства вновь откинулся на отдых. А обалдевший любитель интеллектуальных вопросов низко склонил голову перед героическим казаком Кочуевым, и Рахиль поняла, что они таки вновь победили.

— Ваня, вы где-то всё это наперёд читали?

— Нет, — таким же шёпотом ответил чуть смущённый подъесаул. — Понимаешь, во всём этом псевдовосточном бреде есть некая больная логика от противного. Главное, ответить как-нибудь понелепее, а уж «высокий смысл, сокрытый от непосвящённых» твой оппонент непременно отыщет сам! Это в его интересах…

— Ну-у, в первом и втором вопросе оно понятно, а почему на третий вы его просто стукнули?!

— Потому что достал… И, кстати, эту байку нам уже рассказывал наш наркот.

Больше вопросов ушлая еврейская девочка не задавала. Таки если этот суровый юноша в форме бьёт по уху именно за третий — лимит исчерпан… Поэтому она молча отправилась приводить в чувство старого эльфа. Вообще-то он недолго сопротивлялся выходу из обморока и почти сразу же, остановив полный слёз взгляд на жёлтых лампасах подъесаула, дрожащим голосом простенал:

— Грязная посуда… о, как это тонко! Что ни делай, куда ни стремись, после всех трудов твоих останется лишь пыль и тлен… Не исчерпать смысла в полёте бабочки… А ведь человек не бабочка, и в одном его пальце Дао больше, чем во Вселенной — ваш ответ был заоблачен!!! Никто не знает, что есть Истина, ибо это не выразимо словами… но вы… Вы одним движением, не сказав ни правды, ни лжи — просто смели все преграды, оставив лишь голую суть божественного озарения через затрещину! Откуда в вас это?! Когда вы столь глубоко познали изнанку изменчивой Пустоты? Как именно вы…

— Упс! — Ладошка Рахиль заботливо прикрыла неумеренный словесный поток восхищенного философа. — Достаточно двух вопросов, на третий словите по рогам. Вы же сами видели, таки сберегите себя для чихающей невесты…

Едва справившийся с рвущимся наружу хохотом, Иван Кочуев постарался нахмурить бровь, делая серьёзное лицо.

— Куда прикажете вас доставить, о мой великий господин? — елейным голоском поинтересовался негостеприимный отшельник. Надо признать, слово он сдержал. Хотя мог бы сдержать его и покомфортнее, но…

О том, что строки: «И дым отечества нам сладок и приятен…» написал не тот, кто, вернувшись, застал своё отечество в дыму и разрухе…

Вихрь, подхвативший всю троицу, возник из ниоткуда, повинуясь еле заметному движению рук длиннобородого старца. По сей день неизвестно, какими даосскими технологиями он владел (и даосскими ли?!), но едва Миллавеллор вызвал в памяти образ дорогого каждому истинно эльфийскому сердцу Арддурхоума, как ребят перевернуло вниз головой, закрутило и в неэстетической позе понесло в голубую даль. Сказать «спасибо» они не успели да и вряд ли теперь собирались…

Остроухий философ, истошно вопя, летел первым, хотя орал скорее даже от переполнявшего его счастья. Ещё бы — впервые посетить настоящего неприступного отшельника лысого высокогорья, битый час беседовать о тонкостях восточных афоризмов, бесплатно насладиться высокоинтеллектуальной дуэлью двух мудрецов и, исполнившись дополнительным просвещением, мчать чартерным рейсом прямо в объятия любимой женщины…

Иван и Рахиль такой бурной радости не испытывали. Ну, может, и поорали тоже, но чисто для приличия, от неожиданности, а так, опомнились быстро и летели молча. Казак держал еврейку за ногу, она его за ножны шашки, их весёлым клубком переворачивало в воздушных потоках, но в целом несло довольно уверенно, то есть страшно не было…

Один раз Иван даже заметил скользнувшую к ним из-за облаков летающую тарелку. Видимо, та бросилась, как сорока, на что-то яркое и нетрадиционное для перелёта, но, разглядев, КТО это летит, быстренько отвалила в противоположный угол горизонта…

Волшебный полёт с далёкого горного пика до вечнозелёной страны эльфов продлился, наверное, чуть больше часа. Посадка была сравнительно мягкой, над верхушками невысокого ельника вихрь начал терять силу, и наша парочка отличнейше приземлилась на узкую спину Миллавеллора. На философа-наркомана это произвело неизгладимое впечатление, но, кажется, не поломало. Сначала он недолго поизображал жуткую травму позвоночника, а потом резко кинулся целовать родную землю, покрытую павшими листьями и еловыми иголками…

— Я вернулся! Моя бесценная Нюниэль, единственная и неизменная любовь исстрадавшейся души одинокого странника, спешащего к тебе из столь отдалённых мест, что одно их название наводит на грустные мысли о превосходстве Вечности и суетности чаяний простых чувств, ревностно оберегаемых в моём бедном сердце, опалённом немыслимой любовью! Как говорил великий…

— Меня тошнит, — хрипло ответила Рахиль.

— Я говорю о возвышенном, бесчувственная девчонка!

— А меня тошнит, потому как… укачало в… в никакую…

И бледная израильтянка бухнулась на колени в ближайших кустах. Ей действительно было плохо, многих укачивает в полётах на голодный желудок… Казак сочувственно покосился ей вслед и уточнил у эльфа: