— Хорошо, если вы настаиваете. Надеюсь, вскоре все разъяснится, и Кейт оправдают. Поймите, она слишком умный, твердый и последовательный человек, чтобы оступиться. Об одной ее особенности вы должны знать: за что бы она ни взялась, обязательно доведет начатое до конца. Лишь одно может погубить ее, у Кейт всего одна слабость…

— Любовь к Нику Фитчу?

— Именно. Кейт сама говорила, что он пробудил в ней русские корни, широкую страстную натуру, так что ради него она готова на все, даже на преступление. Поверьте, она не шутила.

Когда они вышли в холл, Джойс протянула «лейтенанту» свою визитную карточку.

— Если вам понадобятся еще какие-то сведения, не стесняйтесь, звоните.

— Благодарю вас. И последний вопрос: способна ли Кейт жестоко отомстить Нику Фитчу за все обиды?

В ответ профессор только руками развела. Они еще долго, не менее получаса, стояли у молочно-белой стены. Джойс говорила, а Эмма слушала.

Все, стеклянные двери за ней закрылись, темнота обступила со всех сторон. Как поздно! Вьюга улеглась, зато мороз усилился. Будто она не в Кембридже, а на Северном полюсе.

И ни одного такси, хоть плачь. Пришлось добираться до Бостона на метро.

Войдя в номер, она увидела, что Ромуальд спит, сидя перед компьютером и положив буйную голову на стол.

С любопытством заглянула в экран и ахнула: мальчишка заделался охранником больницы, все камеры слежения теперь к его услугам! Ничего себе, потрудился!

Эмма на цыпочках вышла в коридор, вернулась в уютный бар. Ночью здесь почти никого не было.

Заказала еще «Кайпироску», потом выпила коктейль «Опухоль мозга». Джойс Уилкинсон в холле на прощание рассказала ей много интересного, предстояло это обдумать.

Она рассказала о первой встрече Кейт и Ника Фитча.

Слова любви подобны стрелам. Охотник выпустил в оленя стрелу и попал. Тот еще бежит и не знает, что смертельно ранен.

Морис Магр[31]

Девятнадцать лет назад

Февраль, 1991

Кейт — шестнадцать лет, Нику — двадцать три

Закусочная на автозаправке в Орегоне.

За окном валит густой снег. Зал почти пуст, единственный посетитель доедает яичницу по-бенедиктински — поджаренный хлеб с яйцами пашот под голландским соусом — и доигрывает партию на электронной шахматной доске. За стойкой совсем юная официантка слушает на CD-плеере знаменитый альбом Курта Кобейна «Nevermind». Она слегка раскачивается в такт песням, но все ее внимание поглощено учебником биологии.

— Мадемуазель! Еще чашку кофе, пожалуйста.

Кейт оторвалась от чтения, вынула горячий кофейник из кофеварочной машины и направилась к столику. Налила кофе, не глядя на посетителя. Куда больше ее заинтересовала шахматная партия. Она дала себе слово ни в коем случае не знакомиться с мужчинами, вообще держаться от них подальше, но теперь ее так и подмывало дать ему совет. Догадавшись, какой ход он собирается сделать, она не удержалась: вернулась к столику и властно произнесла:

— Оставьте в покое ладью, забудьте о рокировке.[32]

— Что, простите? — вот уж чего Ник не ожидал здесь услышать.

Звук приятного бархатного густого голоса заставил ее впервые взглянуть в лицо незнакомцу. Оно оказалось красивым, мягким, приветливым. Посетитель был одет во все черное, только вьющиеся густые волосы отливали золотом.

— При такой комбинации рокировка — не лучший выход, — уверенно продолжала она. — Конь на е7 — оптимальный вариант.

— С какой стати?

— Ведь это десятый ход, верно?

Ник окинул взглядом шахматную доску.

— Вы угадали.

— Значит, ваш виртуальный противник разыгрывает аналог знаменитой партии «Бессмертная перуанская».

— Никогда о такой не слыхал.

— А зря, о ней все шахматисты знают, — сказала она с явным чувством превосходства.

Дерзость официантки из жалкой забегаловки его забавляла.

— Что ж, тогда просветите меня, невежду.

— В 1934 году в Будапеште знаменитый перуанский шахматист Эстебан Каналь, международный гроссмейстер, блестяще обыграл безвестного любителя. Он поставил противнику мат в четырнадцать ходов. Красивейший гамбит: жертва ферзем и двумя ладьями.

Гость указал на стул рядом с собой.

— Садитесь и объясните мне все по порядку.

Она недоверчиво глянула на него, но все-таки села и принялась стремительно перемещать на доске фигуры, попутно комментируя ходы с той же бешеной скоростью:

— Сделаете рокировку, противник произведет размен пешками на b4, а вы возьмете ферзем его ладью на a1, так? Его король перейдет на d2, и у вас не останется выбора: ваш ферзь возьмет и другую его ладью на h1. Его ферзь возьмет пешку на c6, вы поневоле возьмете ферзя, его слон двинется на a6, вам мат, партия проиграна.

Ника ошеломил ее натиск. Кейт поднялась с торжествующим видом и завершила урок шахматного мастерства последним эффектным выпадом:

— Вам поставят мат Бодена,[33]вот!

Задетый за живое, он вернул фигуры на прежние позиции и принялся заново обдумывать партию.

— Нет, позвольте-ка! С чего это вдруг мне брать ферзем ладью?

Она презрительно хмыкнула:

— Если так быстро не усвоили, повторите все ходы не спеша, потихоньку. И поймете, что я права.

Превозмогая гнев и обиду, он предложил ей сыграть партию, но она взглянула на часы и отказалась.

Он со смешанным чувством смотрел, как она возвращается к стойке, как разговаривает с появившимся на пороге хозяином автозаправки.

— Ладно, Кейт, можешь идти, — с этими словами толстяк протянул ей четыре бумажки по десять долларов.

Девушка бережно спрятала деньги, поспешно сняла фартук, сунула учебник в рюкзак и направилась к двери.

Ник окликнул ее:

— Постойте! Ну, пожалуйста, всего одну партию! Тому, кто выиграет, — десять долларов. Уступаю вам белые, — и он честно выложил купюру на стол.