Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никогда не отказываюсь от гастрономических радостей — в мире становится все меньше удовольствий. Говорят, в армии скоро запретят употребление табака и объявят сухой закон. Да и к спартанской пище фюрер приучит нас в самом ближайшем времени.
— Да, я знаю, опять введены карточки. И с меня удержали двухмесячное жалование на военный заем.
— С меня удержали только месячное, потому что, с одной стороны, никто не слышал, что у меня есть лесопилка, а с другой — всем известно, что у меня нет семьи. У семейных удерживали только половину — очень гуманно. — Редер опять усмехнулся. — Патриотически внеся свою лепту в вооружение, мы написали листовку: «Хочет ли армия войны? Возможно, отдельные генералы и жаждущие выслужиться лейтенанты хотят ее, но солдатская масса не хочет». Листовка имеет большую популярность, которую не одобряет гестапо. Чем вы угощаете, Дорн? О, ветчина… Если у вас найдется пиво, я буду счастлив.
— Обязательно, — кивнул Дорн, выставляя на стол посуду и еду. — Мне очень нужен (человек… — снова вернулся Дорн к поездке в Варшаву.
Редер сделал большой глоток, зажмурился от удовольствия и предложил:
— Вы могли бы довериться Борису Лиханову? У него на вас зуб, но ради счастья выехать на родину, в Россию… Видите ли, мы с Вайзелем давно думаем, как помочь этому человеку. Его единственной мечтой, единственной целью жизни является стремление попасть в Россию и заслужить прощение Советов. Это у Лиханова даже стало своеобразной навязчивой идеей — «что я мог такого причинить отчизне, если она не хочет принять меня обратно». Но в Вене нет теперь советского консульства, везти Лиханова в Берлин мы боимся, как бы наши не принялись «проверять» его, нам это ни к чему. В Прагу сейчас из рейха можно добраться только если ты генлейновец. Чешские власти очень косо смотрят на попытки частных или не частных лиц пересечь германо-чешскую границу. Но Варшава… Это, пожалуй, светлая мысль.
— Если Лиханов займется этим делом, возможно, я со своей стороны тоже смогу что-то предпринять, чтобы облегчить его путь на Родину. Хотя гарантировать, как вы понимаете, капитан, не могу.
— Лиханов, конечно, человек озлобленный, но с чистой совестью. Вайзель тоже так считает. Он очень помогает нам. Кстати, меня зовут Манфред. А ваше имя мне назвал Фредди. Благороднейшее имя, рыцарственнейшее — «Сказание о Роберте и Иоланте»…
— Манфред тоже нашел свое место в истории литературы, — в тон Редеру ответил Дорн. — Если вы, Манфред, так уверены в Лиханове, что…
— Одно твердо — нас он не продаст, а вашего имени мы не упомянем.
«А я передам в Центр, что материалы фон Шелия пройдут через Лиханова не ко мне, а на мою запасную варшавскую явку… Что ж, есть и в этом свой резон».
Запасная явка — сапожная мастерская Яничека на Маршалковской в доме номер пять существовала на тот крайний случай, если Дорну пришлось бы бежать из рейха и скрываться. И на менее крайний — как запасной канал связи.
— Ну что ж, Редер, если бы мы с вами не доверяли друг другу… Вообще стало бы невозможно, — Дорн умышленно недоговорил.
— Вот именно, работать стало бы невозможно, — согласился Редер. — Лиханов не продаст нас, повторяю — Вайзеля, Эбхарта и меня. Бывали ситуации, когда он доказывал это с высокой степенью порядочности. Да и мне как-то не хочется попасть на гильотину. И вообще, зачем мы говорим об этом? Давайте о деле.
— Лиханов должен появиться в Варшаве в магазине мужской галантереи на улице Новый Свит. Я передам ему фотографию человека, к которому он подойдет с просьбой разменять пятьдесят злотых. Вместе с деньгами Лиханов получит конверт…
— Значит, нужно позаботиться о наличии, у Лиханова этой купюры, — перебил Редер.
— Разумеется, — кивнул Дорн и упрекнул себя, что упустил столь важную подробность. — После чего Лиханов пойдет на Маршалковскую, где в доме номер пять находится сапожная мастерская Яничека, и попросит подбить левый каблук на сапоге или ботинке — смотря во что будет обут. И скажет: «В Берлине совсем разучились делать подковки, быстро отлетают». Повторить?
— «В Берлине совсем разучились делать подковки, быстро отлетают». Отзыв?
— «Потому что их не делают теперь на заводах Круппа», — ответил Дорн. — Ну, а если что-то случится и окажется невозможной вся затея, вы знаете мой лондонский адрес? Пошлите мне пустую открытку с видом Вены в запечатанном конверте. Я буду знать, что вариант с Лихановым отпал и опять начну что-то предпринимать. Адрес напечатайте лучше на машинке. Не оставляйте никаких следов.
— Это мне понятно, — кивнул Редер и снова налил себе пива.
23 мая посланник Чехословакии в СССР Зденек Фирлингер посетил Кремль. Его приняли Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин и заместитель народного комиссара иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов. Литвинов последние месяцы часто и много болел, вот и сегодня Айви Вальтеровна сообщила на Воровского, что врачи настоятельно посоветовали наркому остаться в постели.
— Мое правительство, — начал посланник, — уполномочило меня выразить прямую благодарность правительству СССР за ту спокойную и твердую поддержку, которую весь чехословацкий народ чувствовал в последнее критическое время со стороны СССР. Уверенность в том, что СССР совершенно серьезно и безо всяких колебаний намеревается и готовится оказать помощь Чехословакии, в случае действительной нужды, действует успокоительно и ободряюще на Чехословакию. — Фирлингер остановился, его взгляд был теплым и искренним, хотя каждая фраза звучала сугубо официально, взвешенно.
«В случае действительной нужды, — отметил про себя Калинин, — они хотят сказать, что пока нужды вроде бы нет. А не приведи мы в готовность Особый военный округ, как бы выглядело положение на сегодняшний день?»
— Вы проинформируете нас, господин посланник, как обстоит положение в вашей стране на данный момент? — спросил Молотов.
Фирлингер сдвинул брови, собрался, минуту промедлил, видимо, то, что он собирался сообщить, не слишком удовлетворяло и его самого и он опасался, что советская сторона также не будет удовлетворена. Очевидно, что все принятые меры половинчаты, что проблема до конца не разрешена.
— Наши военные мероприятия своей оперативностью и быстротой усилили воздействие дипломатических мер Англии и Франции в нашу пользу. Все это дало благоприятный результат. Безусловно, заботясь о нашей стране, Англия и Франция защищают в первую очередь себя и свои интересы в Центральной Европе. Мы это понимаем. Предположения, что Берлин можно успокоить разрешением судето-немецкого вопроса, поддерживают постоянный интерес западных держав к состоянию переговоров пражского правительства с нашими немцами, то есть с судето-немецкой партией, Теперь, когда острая ситуация благодаря в первую очередь вашим стараниям, господин президент, — Фирлингер церемонно поклонился Калинину, — острая ситуация разрядилась, правительство Праги готовит подробное законодательное урегулирование национальных вопросов. Правительственные и судето-немецкие эксперты-юристы приступили к специальному рассмотрению генлейновских предложений и правительственного проекта.