Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ага, злой коп покинул здание, а псевдо-хороший коп взялся за увещевание.
— А вы пробовали задуматься — насколько аморально то, что вы сейчас делаете? Какое право у вас носить погоны и работать здесь и дальше после того, как по факту озвучили, что вам прекрасно известно об угрозе моей жизни, но вы не желаете дать этому законный ход, а по сути выступаете на стороне угрожающих?
— Ну знаете ли… Надо реально смотреть вокруг, и не моя вина, что жизнь сейчас такая, — вскинулся мужчина, но прямое столкновение взглядов не выдержал и секунду.
— Еще как ваша, как и других, вроде вашего лейтенанта и ему подобных, ради подачек готовых забыть о присяге!
— Приступим к опросу, — уткнувшись взглядом в лист бумаги, резко сменил тему он. — Итак, где вы находились и чем занимались …
Из-за двери раздались громкие голоса, и я узнала среди них нашего Андрея Федоровича Боева — одного из шефов в «Орионе». Дверь распахнулась, без стука, и первым в кабинет буквально влетел белый, как до сих пор пустой лист бумаги, лейтенант, затем внутрь шагнул еще один высокий мужчина в сером костюме с папкой в руках и взглядом пугающей цепкости. Следом вошел Боев, сверкая широченной улыбкой и кивнул мне. Где-то за их спинами тяжело топали и бряцало.
— Майор Савельев, управление собственной безопасности Министерства внутренних дел Российской федерации, — представился первый визитер и одарил своим тяжелым взглядом конкретно меня. — Прошу всех посторонних покинуть помещение дабы не мешать проведению проверки и обыску.
— Воронова, на выход! — качнул головой Боев, и я не стала мешкать.
Подхватила рюкзак Сойкина, глянула напоследок уже в два побелевших от страха лица и пошла отсюда поскорее.
Топающими и бряцающими оказались четверо спецназовцев в полном облачении с балаклавами и автоматами, такие здоровенные со всей их амуницией, что в узком коридоре пришлось мимо них чуть ли не протискиваться по стеночке.
Дежурный на проходной останавливать меня и не подумал, он был сильно занят, что-то кому-то сообщая по городскому проводному телефону, а выражение и цвет его лица мало чем отличались от лиц из кабинета.
Сойкина, я увидела сразу на крыльце, и он молча кинулся ко мне и сграбастал. Слегка придушил, обняв, а я вдохнула его запах, как вдыхают облегчение, и оно мигом перекочевало из легких куда-то под сердце, обернув его покоем, и брызнуло повсюду внутри ручейками тепла. Да, я знала, что он придет за мной, он обещал. Но знать и уже пребывать в этой реальности, ощутив на себе его руки и вдохнув аромат кожи — внезапно очень разные вещи. Настолько, что горло перехватило, и глаза защипало. Миша отстранил меня, заглянул в лицо с тревогой и снова притиснул.
— Тискаешь, будто из тюрьмы меня лет десять ждал, — фыркнула тихо, но голос подвел, осипнув, и, повернув голову, сама поцеловала Мишу в уголок рта.
Сойкин мигом превратил это легкое, почти невинное касание в полноценный поцелуй. Сгреб основание косы, заставляя вспомнить как же мне стали нравиться эти его беспардонные собственнические захваты, и столкнул наши рты, моментально вышибая и почву из-под ног, и память — где мы и что вокруг — бесстыжими вторжениями языка и тем самым тихим урчанием, что издавал на выдохе, целуясь.
— Так, молодежь, я в курсе, что кайфоломщиков бить принято, и в целом согласен с этим, но не здесь и не сейчас. Поехали, покажите мне что ли эту долбаную коммуналку преткновения, и я полечу обратно к семье, пока моя Катерина не пришла в ярость, — разрушил волшебство голос Боева. Оторвавшись от Сойкина и проморгавшись, я увидела его, деловито поглядывающего на часы. — А потом уж отводите душу сколь угодно страстно.
— Андрей Федорович, спасибо огромное за помощь! — и не подумав смутиться, шагнул и протянул руку для пожатия Миша. — Да смысл вам тратить свое время в такой день, я же на своей машине, и мы…
— Так, погоди, Сойкин! Это значит ты меня тридцать первого от семьи дернул и даже в дом не пустишь хоть глянуть из-за чего весь сыр-бор? — поднял светлые брови Боев. — Не, вот молодежь пошла неблагодарная!
А вот теперь на скулах Сойки вспыхнули красные пятна.
— Ну, что вы…
— Конечно, мы будет рады показать вам и коммуналку, и все, что захотите, — перебила я его извинения. — Миша просто имеет в виду, что там смотреть особо нечего, и еще он знает, что я не самый гостеприимный человек. Но на вас это не распространяется, Андрей Федорович. Я тоже очень благодарна вам за то, что так быстро вытащили отсюда.
Мы расселись по машинам, Боев поехал за нами, а Сойкин все еще продолжал алеть щеками и ушами.
— Блин, он же пошутил про неблагодарность, да? — наконец спросил Миша. — Я же наоборот, чтобы его больше не задерживать…
— Думаю, он просто пошутил. Странно, что именно ты этого и не уловил.
— Я только что тебя целовал, Жень. Я бы и землетрясения в десять баллов не уловил бы, — косясь, ответил Миша. — Ты точно-точно в порядке? Они тебе ничего не сделали?
— Рассказали, какая я оборзевшая дура, раз не хочу продавать, погрозили сутками и даже зечками страшными, но и все на этом. Примчались вы и спасли меня.
— Был бы другой какой день мы быстрее бы еще примчались. А так Боев этого своего другана чуть ли не из-за стола уже выдернул.
Вылезли из машин в моем дворе, и пока поднимались по лестнице к квартире Боев с кем-то вел беседу по телефону. Закончил он ее уже остановившись в дверном проеме кухни и на этот раз поднялась одна его бровь.
— А ничего так, — пробормотал он, оглядев яркое пространство. — Благоустроите и остальное потихоньку.
— Вряд ли это имеет смысл, — вздохнула я, и настроение начало сползать вниз.
— С Наступающим, Андрей Федорович! — приветствовал его Никитин, выскочивший из комнаты Сойкина.
— Ага, и вам, ребята. Евгения, а чего так грустно, все же уже нормально?
— Да по всему выходит, что продать придется, — с горечью признала я. — Эта Баринова явно упертая и не отступится. Не будете же вы нас постоянно вытаскивать, как сегодня, и не вечно же жить в осаде.
— Жень…! — возмутился Миша, но Боев остановил его жестом.
— Расслабься, Воронова. Я организовал этой вашей Бариновой в ближайшее время столько проблем, что ей реально не до вашей коммуналки будет. Хоть