бегать так быстро и отчаянно. Сердце, казалось, колотилось в горле, я то и дело спотыкалась, но мчалась дальше, наплевав на опасность переломать ноги. Бежать в комбинезоне было легко, а шуба слетела с меня еще до падения и, кажется, зацепилась за хвост «Бруни». Снег налипал на ресницы и студил щеки, однако холода я не чувствовала.

Одна мысль о том, что могло случиться с Петтером… Нет, лучше не думать!

Вонь горючего вывела меня к морю.

Самолет мертвой птицей валялся на берегу, бессильно раскинув переломанные крылья. В нескольких шагах от него кулем лежало что-то темное. И ни звука, ни движения.

Задохнувшись, я до боли прикусила губу. Боги, милосердные мои боги, этого не может быть!..

Я побрела к «Бруни», все сильнее и сильнее замедляя шаги. Казалось, пока я не увижу воочию, надежда все еще остается…

Слезы застилали глаза, потому я не сразу рассмотрела то, что издали приняла за тело. Раскинув рукава, на снегу валялась моя шуба. И я рассмеялась – до истерики, до слез – так, что не сразу услышала голос.

– Мирра! – встревоженно окликнул меня откуда-то сзади Петтер.

Я повернулась так резко, что едва удержалась на ногах.

– Петтер?!

На вид юноша был вполне здоров. Разве что тени под глазами сделались еще гуще, словно нарисованные чернилами.

И, рванувшись к нему, я с силой стукнула его кулаком в грудь.

Петтер, явно не ожидавший такого напора, чуть покачнулся, потом перехватил мои руки.

– Мирра, успокойтесь, – попросил он устало. – Мы уже недалеко от хель, дойдем.

От неожиданности я замерла, пытаясь сообразить, о чем он говорил.

– Петтер, – недоверчиво проговорила я, всматриваясь в мутные от утомления глаза. – Вы что же, решили, что я рассердилась на вас за то, что мы не добрались до цели?!

Он удивился – расширились зрачки, повеяло кисло-сладким ароматом недоумения.

– А что же?..

Он не закончил, потому что я засмеялась.

– Глупый мальчишка, – сказала я нежно. – Я так за вас испугалась!

Даже на «мальчишку» он не рассердился. Только до боли прижал меня к себе и вздохнул так глубоко, словно до сих пор боялся дышать. Густой и тягучий аромат амбры с легкой мускусной пушистостью словно поднимал над землей…

Когда эмоции улеглись, мы устроились у бока «Бруни» – хоть какое-то укрытие. Петтер выломал из крыла самолета несколько листов фанеры, сверху набросил мою многострадальную юбку и накрыл нас своей шинелью и моей шубой. Получилось вполне уютное гнездышко. Правда, долго так не продержаться – ветер и снег понемногу выпьют тепло и оставят нас замерзать на льду.

Зато очень пригодилась сумка с припасами, которую я так и не бросила. Кофе пришлось пить прямо из фляги, зато выпечки было вдоволь, хоть и мгновенно остывающей на холоде.

По правде говоря, мы оба проголодались, так что не слишком привередничали. Надо думать, Петтер не отказался бы и от чего-то посущественнее (ох уж этот мужской аппетит!), но выбирать не приходилось.

– И что мы будем делать? – поинтересовалась я, доверчиво устроившись в кольце рук Петтера.

Думать ни о чем не хотелось. Ситуация, прямо скажем, незавидная. Ночь, холод…

– Можно попробовать выйти к ближайшему поселку хель. Он должен быть где-то неподалеку, – предложил Петтер.

– Метель усиливается, – возразила я. Даже шевелиться было лень. – Мы можем пройти от него в двух шагах и не заметить.

Тем более что построенные изо льда дома хель вообще мало выделялись в здешнем пейзаже.

– Давайте дождемся рассвета. – Петтер погладил меня по волосам. – Уже скоро.

– Давайте, – согласилась я, наслаждаясь исходящим от него теплом. Украдкой провела пальцами по его груди, вдохнула ставший таким родным аромат ветивера…

Петтер беспокойно шевельнулся, на мгновение сильнее сжал руки. Потом глубоко вздохнул и заставил себя чуть ослабить объятие.

Так мы и сидели, когда отдаленный волчий вой заставил меня дернуться и вглядеться в темноту. Петтер напрягся, прислушиваясь.

– Здесь не может быть волков! – воскликнула я.

В землях хель действительно практически не водилось крупной живности, кроме медведей и полярных лис.

– Может, – тихо возразил юноша, и голос его звучал столь странно, что я подняла голову. Лицо Петтера казалось белее снега. – Это снежные волки!

Я сглотнула, разом вспомнив все страшные сказки. Звери, сотканные из снега, – северные чудовища, неуязвимые для человеческого оружия.

Кажется, вой приближался.

– Мы просто замерзнем, – тихо произнесла я. Укрыться от волков негде, бежать некуда. Легенды уверяют, что снежные волки теряют силу с рассветом, вот только вряд ли мы продержимся так долго.

– Нет! – мотнул головой Петтер. Пахло от него странно: бархатный ладан, сухая шершавость ветивера – уверенность и решимость. – Я не позволю вам замерзнуть! Вставайте, Мирра, ну же!

Я повиновалась, хоть и не понимала, что он намеревался делать. Единственное, что могла предпринять я сама, – в надежде отпугнуть волков накапать вокруг эфирных масел. Впрочем, вряд ли это помогло бы против созданий не из плоти и крови.

Петтер взглянул на едва светлеющее над морем небо и решительно оттащил наши пожитки в сторону.

– Держитесь неподалеку! – велел он, бросив на меня короткий взгляд.

Я молча кивнула.

Петтер подошел к «Бруни», похлопал его по боку, старательно смахнул снег. Вынул из кабины бутыль, плеснул вонючей жидкости на изломанное крыло самолета. Потом достал коробок и, чиркнув спичкой, поднес ее к ткани.

Я прикусила губу, поняв, что он сделал.

Отяжелевший от влаги материал занимался неохотно, но понемногу огонек разгорался, и вот уже на «Бруни» горел небольшой костерок, постепенно отвоевывая себе все больше пищи.

Петтер шагнул в сторону и отвернулся, кажется смаргивая слезы.

Живой огонь был нашей единственной надеждой, но ради нее Петтеру пришлось собственными руками уничтожить свое творение, своего верного друга, свою мечту.

– Не нужно, – попросила я, крепко обнимая юношу. А у самой глаза на мокром месте. – Я знаю, вы еще будете летать. Он… он погиб не напрасно!

Звучало пафосно. Но в тот момент это действительно казалось уместным.

От «Бруни» тянуло живительным теплом.

А губы у Петтера были соленые…

Вопреки ожиданиям, «Бруни» горел долго. Возможно, из-за сыплющегося с небес снега, который сдерживал пламя. Или он действительно все понимал, как бы глупо это ни звучало применительно к нелепой конструкции из палок и ткани. Но «Бруни» все растягивал и растягивал свою агонию, даря нам бесценные минуты.

А мы сидели у костра, как замерзшие воробушки, и с надеждой вглядывались в светлеющее небо. Признаюсь, мне вовсе не улыбалось романтически умереть в объятиях Петтера. Умирать – страшно. О сыне я старалась даже не думать…

Ветер еще не раз доносил до нас тоскливый вой, который