– Да уколись ты, – не выдержал Женя. – Один черт твоя завтрашняя ломка никому на руку не сыграет.

– Сейчас вернусь, – отчеканил Марио и ушел в комнату, где уже видела пятый сон Титова.

Стоило пилоту остаться одному в комнате, ему сразу стало не по себе, и Женя взял в руки оружие, хотя необходимости в этом не было никакой. Чтобы хоть как-то занять себя и отвлечься от неутешительных мыслей, Фролов, закрыв окно, включил фонарь и начал осматриваться.

Судя по убранству, фотографиям и одежде, жила здесь семья с двумя детьми – мальчиками-подростками. Не бедно жили, но не на широкую ногу, возможно даже снимали, потому что не веяло от квартиры уютом, не была она обжита. Детская, в которой спала Титова, на детскую не похожа – обои темные, ковролин серый, мебель слишком стандартная, не купят такие кровати маленьким детям родители с собственной жилплощадью. На кухне Женя зачем-то покрутил кран с горячей и холодной водой поочередно – разумеется, никакого результата это не принесло. Несколько сковородок и тарелок небрежно брошены в раковину, пара чашек на столе, в которых активно разрослась плесень так, что не видно даже ручек. На широком подоконнике огромное количество бытовой техники: йогуртница, бутербродница, мультиварка и даже хлебопечка. Скромное пространство кухни сталинского дома не позволяло все это разместить вне подоконника так, чтобы оно не мешало. Из окна открывался вид на парковку, а за ней, через дорогу, большая детская площадка. Сколько Фролов находился в Москве, а до сих пор не верил, что город человеку больше не принадлежит. Не укладывалось это в голове, а порой и вовсе казалось, что это какой-то странный затянувшийся сон. Вид из окна вскоре нагнал тоску и Женя, занавесив остатками целого тюля окно, сел на табуретку. Она под весом пилота скрипнула, ножки пошатнулись, и мужчина едва успел встать на ноги, прежде чем она развалилась.

К моменту, когда вернулись капитан и хакерша, уколовшийся Марио, уронив голову на грудь, спал на полу в детской. Он вырубился неожиданно, провалившись в мир грез. Даже у едкой Висты не повернулся язык иронизировать. За последние сутки она пропиталась к бойцу искренним сожалением и состраданием. Не был Марио плохим человеком, не был крысой и предателем. Он мог бросить всех на том злополучном маковом поле, но вытащил и откачал. Может быть, у его недуга были весомые причины, может в прошлой жизни с ним случилось что-то, перевернувшее всю жизнь с ног на голову. Скелеты в шкафу прятал каждый. Нет в Зоне счастливых.

– Перекусим? – шепотом предложил Фролов, вытаскивая два сухих пайка из рюкзака.

Предложение было принято единогласно и уже через полминуты еще бодрствующая группа сидела за столом. Девушка, которая не влезла пятой точкой на детский стул, бесцеремонно уселась Киконину на колени, а он против и не был. Сначала робко придерживал, но через несколько минут охрабрел и приобнял за талию.

– Как же охренительно! – с трудом сдерживая крик восторга, Виста уминала галеты, на которые она щедро намазала печеночный паштет.

Едва успев дожевать своеобразный бутерброд, она раскрыла мясной фарш, бодро выковыривая его из упаковки одноразовой вилкой, а затем вскрыла перловую кашу с говядиной. Щедро запив ее водой, хакерша выудила из коробки с армейским пайком шоколадную пасту и фруктовые палочки.

– А тебя не разорвет? – опасливо поинтересовался капитан, не дожевавший овощное рагу с мясом.

Он-то знал, как опасно быстро набить желудок едой, если долгое время голодал. Но девушка с полным ртом еды отрицательно покачала головой.

– И куда в тебя все влезает, – поразился пилот, с опаской посматривая на Висту, довольно поглаживающую живот.

– Огонь, – допив воду из фляги, девушка потянулась, случайно ударив капитана локтем по многострадальному лицу. – Я спать. Через пять часов выходим, так что советую тоже лечь. Если кто-то приблизится к нашему убежищу, заверещит так, что мама не горюй.

– А, – сказал вслед Висте капитан, но опомнившись, что рядом Женя, прикусил язык.

– Поговорить с ней хотел? – с пониманием кивнул Фролов, лениво пережевывая фасоль с мясом. – Только один черт, на честный диалог ты ее не выведешь. Не из тех она людей, которые свою душу откроют.

– Может, хоть ты объяснишь, что произошло в школе, – гневным шепотом потребовал офицер.

– Я сам не знаю, – пожал плечами пилот, но встретившись с испепеляющим взглядом капитана, добавил: – Я правда не знаю, что произошло. После попадания в «зазеркалье» со мной стали происходить странные вещи, объяснения которым я не нахожу. Просто, когда человек зол, испуган или его переполняют какие-то эмоции, я словно… – Женя попытался подобрать правильное слово, – вижу причину этого.

– И чего же так сильно испугалась Виста? – Киконин попытался придать своему голосу максимальную незаинтересованность, а виду непринужденность.

– Если Виста посчитает нужным, она тебе сама расскажет. А так, прости, мужик, но это не наше с тобой дело.

– Не наше, – согласился офицер, задумчиво потирая многодневную щетину. – Но знаешь, у меня очень странное чувство последние дни, я не могу с ним разобраться, даже объяснить его.

– Какое? – не понимая, к чему клонил офицер, нахмурился пилот.

– Я никогда не был хорошим человеком. Да что врать, как человек – я был порядочным дерьмом. Трудно поверить, но полгода назад я чуть не подстрелил Висту, а после этого поймал Ирма и сдал его на опыты ученым. Думал, что он мутант, и немало денег с него срубил. Вообще грязной работы не гнушался и не всегда честно зарабатывал. Как ты понимаешь…

– Ты был редкостным мудаком, – подвел итог Евгений, остановив душевные излияния капитана. – Но что-то в твоей жизни изменилось, и ты стал хорошим парнем?

– Да, – согласился Виктор. – За последние полгода в моей жизни случилось очень многое, что заставило ее переосмыслить чуть более, чем полностью. Я давно в Зоне, очень, а до этого служил, побывал во многих горячих точках. Видел много смертей, иногда они были очень страшными.

– Давай к делу, – чувствуя, что Киконин ходит вокруг да около, не решаясь подойти к сути, грубо попросил Женя. – Поздно уже, а я спать хочу.

– Я очень переживаю за Василису, за всю группу и очень надеюсь, что завтра у нас все получится и Вася вернет себе память.

– Но?.. – Женя жестом предложил Виктору продолжить.

– Но особенно я переживаю за Висту. Я не могу тебе этого объяснить, но я очень хочу уберечь ее от опасности, от Зоны, от смерти и даже от самой себя. Ты ведь увидел что-то страшное, да? Что-то, что многие и многие годы гнетет ее, мешает жить и быть счастливой. Я просто хочу сделать для нее хоть что-то доброе и хорошее. Тогда, в переходе, когда у нее остановилось сердце, знаешь, я ведь сам вместе с ней чуть не умер. Мне никогда не было так больно и так тяжело. Только тогда я понял тебя. Понял, почему ты рискуешь собой и готов на все, чтобы помочь Василисе. Это очень странное чувство, которое мне не приходилось испытывать. Волнение, сострадание, желание помочь.