фонарик не забудь. Темень, как у негра в опе. Там слева поворот закрашенный. Раньше флажок ставили. Тырят, сволочи. Калина в автозапчасти прокопался, баллончиков набрал, теперь без проблем. Короче, ищи красный угол. Я пойду, пора, — Чека поднялся, — но ты имей в виду — СССР навсегда, — сжал кулаг, руку согнул в локте.

— Но пасаран, — Андрей ответил жестом революционеров.

И он таки посетил Кирова 19А. Понравился ему Чека, и тема про эсэсэсэр зашла. Его встретила полная тетя-мотя с отсиженным огромным задом, в юбке, с бутылочными донцами в роговой оправе — Нора Яновна. Строгая и официальная, она немного оттаяла, узнав, что Андрея пригласил Чека`.

Почти все пространство трешки было заставлено, завалено артефактами восьмидесятых, семидесятых, шестидесятых вплоть до революционных и даже царских времен. Такой местечковый музей энтузиаста. И пахло специфически — нафталином, старыми вещами, газетами.

Андрей, словно нырнул в прошлое. Сразу перестал слышать экскурсовода и с горящими глазами ходил от экспоната к экспонату. Восхищался, вспоминал себя детсадовцем: резиновый синий мячик с красной полосой, шорты на лямках, колготки, деревянные кубики… Школьником: октябрятская звездочка, пионерский галстук, счетные палочки. Комсомольцем: дипломат, значок "Иси- Диси", напульсник… А когда экскурсовод бережно свинтила крышку с флакона и сунула под нос «Шипр», каким пользовался его отец, а затем «Тройной одеколон», так и вовсе, чуть в обморок не упал. Еще там были «Красная Москва», «Огуречный лосьон», «Чайная роза», «Тет — а - тет». Иглой времени прошила мозг обычная точилка из его начальной школы — гильотинка с пластиковой ручкой. Он ее прямо ощутил у себя в руках двенадцатилетнего, как пальцем упирается в задник, снимает стружку, увидел крошку грифеля…

Чего только не было в этом музее и его первый фотоаппарат «Смена -8», и увеличитель для печати фотографий, и ванночки для растворов, и порошки в пожелтевших пакетиках: закрепитель, проявитель, и электросушилка — все точь-в-точь как у него, и дисковый телефон, как у Торгашовых, и целлулоидная неваляшка, которую ломали на кусочки, засовывали в банку из-под кофе с дыркой от гвоздя, ставили на доску, зажигали, крепко ногой закупоривали крышкой и отпускали в пруд «газовать». Офицерская линейка здесь тоже была, бобинные магнитофоны, кассетники, проигрыватели пластинок, патефоны, линзовый КВН — 49, ножной «Веритас», ручная «Чайка», станки под «Неву», помазки, заводная бритва «Спутник», электрическая «Харьков»… Он все это видел и даже пользовался многим.

После первого беглого осмотра Андрей был словно в тумане.

Нора Яновна пригласила его в буфет, в который можно было попасть, выйдя из музея, пересечь лестничную площадку и войти в соседнюю двушку. Заварку «Индийского чая» разбавляли кипятком из пятилитрового самовара. Пили из граненых стаканов, в эпических подстаканниках вприкуску с колотым рафинадом, и вспоминали СССР. Андрей не мог отделаться от временно́го «камбэка» и с удовольствием прибывал под впечатлением. Ему хотелось встать, пройти по музею еще раз. Все рассмотреть дотошно и, если можно, потрогать, повертеть экспонаты в руках.

Скоро в буфет начала стекаться публика. Нора Яновна знакомила Андрея с вновь прибывшими. Ими были мужчины разных возрастов, одетые по-разному и по-разному с ним знакомились — кто жал руку, кто приподнимал шляпу, кто обнимал, кто просто кивал.

Чаепитие с бутербродами, сыром и шпротами под скрипучие пластинки Сличенко, Утесова, Шульженко (они это называли «маевкой»), плавно перетекло в застолье. Откуда-то взялась бутылка «Пшеничной», затем «Посольской», соленые огурцы… Первый тост подняла Нора Яновна, как Андрей догадался, она всеми верховодила. Женщина поправила очки, обвела присутствующих взглядом:

— Товарищи, друзья, коллеги, я рада, что в нашей тесной и теплой компании «Назад в СССР» появился еще один член. Товарищ компетентный и, поверьте мне, здесь неслучайный. Я, Андрей, — остановила взгляд на госте, — немножко за вами понаблюдала и поняла, что вы из нашего общего прошлого. Хочу выпить за вас, за нашу дружбу. Осваивайтесь и приживайтесь. Ура, товарищи! — она приветственно приподняла чекушу с «Посольской», затем ловко опрокинула ее в рот. Выпила, слегка поморщилась, села, понюхала краюху черного хлеба, хрустнула огурчиком. Остальные последовали ее примеру, зашумели, застучали вилками по тарелкам. «Все как тогда», — подумал Андрей и тоже «хлопнул», «заложил за воротник», «опрокинул».

Через некоторое время к нему подсел Чека, завязался непринужденный, приятельский разговор. В какой-то момент Андрей поймал себя на мысли, что и здесь тоже интересуются его прошлым, настоящим и даже дотошнее Мафика. Хотя уже «хряпнул» четвертую, мысли свои контролировал, говорил складно.

Андрею не понравилась, что после пятой, когда потянулся за сырком, Чека посмотрел на экскурсовода и коротко ей кивнул. Спустя минуту, к ним подсела Нора Яновна. Андрей понял, сейчас начнется настоящий разговор.

Взгляд у женщины сделался проницательным, глубоким, она неотрывно смотрела ему в глаза, словно полиграф. Под таким пристальным оком Андрей ощутил себя, будто на допросе. Он отстранился, откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, сделал недовольную, но в то же время учтивую мину. Женщина не обратила на позу внимания и продолжала вещать. Она откровенно его вербовала в ряды «единомышленников». На что Андрей показал пропуск на запястье, сказал, что, к сожалению, занят. Более того, поведал о «тренажке» и «утюгах», умолчал лишь о работе.

— Тем лучше, — Нора Яновна натянуто улыбнулась. — Крепкие парни нам очень нужны. Вы, Андрюшенька, ничего не теряете, — положила руку ему на предплечье, — только приобретаете друзей по интересам. Времена настали суровые, сами знаете, и чтобы выжить, мы должны держаться вместе, помогать друг другу, — большим пальцем мягко поглаживала его бицепс. — Вот и все. Расслабьтесь и веселитесь, — она кокетливо повела плечиком. — А это вам от меня, — из кармана кофточки достала «Шипр», положила флакон в перекрестье рук Андрея.

Андрей принял подарок, так как очень его хотел, а еще потому, что решил — больше сюда ни ногой. Надеялся, что в «Ладоге» вряд ли кого из новых знакомых встретит. Даже если и встретит, испытывать неловкость точно не станет.

Глава 23. Грядет буря

Андрей подобрал оптимальный ритм — комната — работа — спортзал, комната — работа — спортзал. Старался по максимуму занять тело и мысли. Стоило замедлиться или остановиться, как они словно камни на ногах тянули к темному дну, в мягкий, топкий ил воспоминаний и душевных мук.

Ранговые бои Андрей не пропускал. В товарищеских не участвовал — там не платили. За титулами не гнался, но выиграть стремился — победитель получал больше. Иногда дрался на «голых кулаках» в «Талкаче». У людей зрелищ осталось совсем немного. Раньше певцы, фокусники, циркачи, танцоры заглядывали с гастролями, а сейчас тараканьи бега да мордобой.

Он готовился в