больниц: дезинфекторы и чистящие средства, еда и больные люди. Все это живо напомнило мне о том времени, когда из-за аппендицита мне пришлось провести в больнице целую ужасную неделю.

– Думаю, вам стоит пройти к стойке информации и уточнить, где он лежит, – сказала секретарь, прогнав воспоминания. Эта светловолосая девушка оказалась очень милой и отзывчивой. Она сразу и без колебаний помогла мне добраться сюда.

– Хорошо, так и сделаю, – кивнув, сказала я.

– Отлично. Мне пора возвращаться. Позвоните, когда будете готовы, или попросите одну из медсестер проводить вас в школу.

С этими словами она еще раз помахала мне и исчезла в портале.

Я встала в очередь к стойке информации. Вообще-то надеялась, что мне не придется ждать слишком долго, но женщине, сидящей по ту сторону стеклянной стены, приходилось решать множество вопросов, и очередь продвигалась медленно. Я осмотрелась. Цветы и картины в холле, вероятно, должны были создать ощущение уюта в царящей здесь стерильной атмосфере, но один только взгляд на пациентов, сидящих на стульях и ожидающих врачей, быстро сводил все старания на нет. Кашляя, чихая, тяжело дыша, стеная, плача или даже истекая кровью, они терпели свою боль, пытаясь справиться с ней. Я отвела взгляд, но приглушить звуки не могла.

– Чем я могу помочь? – спросил звонкий голос.

Наконец подошла моя очередь. Я наклонилась к отверстию в стекле и произнесла:

– Я бы хотела посетить Найта Рейхенберга. Его доставили сегодня во второй половине дня.

Сестра молча застучала проворными пальцами по клавиатуре.

– Вы родственница? – спросила она через некоторое время.

Я отрицательно потрясла головой.

– Мне очень жаль. Тогда вам к нему нельзя.

Я в ужасе втянула воздух сквозь зубы.

– Я страшно тревожусь за него и просто обязана его увидеть. Пожалуйста…

– Но это невозможно…

– Просто спросите его, хочет ли он принять посетителя? Вдруг получится, если он разрешит?

Я не желала сдаваться. Ужасно боялась за него и понимала, что успокоюсь, только увидев его. Женщина поколебалась.

– Не получится, в данный момент с ним нельзя поговорить. Больше я действительно ничего не могу сказать.

– Нельзя поговорить?!

Мое сердце заколотилось, кипящая паника потекла по моим жилам.

– Что случилось?! Его что, будут оперировать? Что вы имеете в виду?

– Пожалуйста, уходите…

Я стукнула рукой по стеклу, разделявшему нас.

– Нет! Я не могу! Мне нужно к нему! Пожалуйста! Я находилась рядом в тот момент, когда это случилось! Я виновата в том, что он сейчас здесь! Пожалуйста, я должна его увидеть, – взволнованно объясняла я, в моих глазах появились слезы.

Она заколебалась.

– Не думаю, что вы принесете какую-нибудь пользу, посещая его… К тому же я могу пустить к нему только членов семьи и школьное руководство.

– Директор отправил меня сюда, этого хватит? Пожалуйста, я должна попасть к нему!

Она еще немного поразмыслила, потом кивнула.

– Ну ладно, идите на второй этаж, палата 74. Скажите сестрам, что вас отправило школьное руководство, может, тогда вас ненадолго пустят.

– Спасибо, – сказала я и сразу же побежала к лифтам.

Поднявшись на второй этаж, увидела бесчисленные коридоры, к счастью, снабженные табличками, поэтому я довольно быстро нашла сестринскую. Там сидел санитар. Заметив меня, он сразу подошел ко мне.

– Я могу вам помочь?

– Мне нужно к Найту Рейхенбергу. Я уже сообщила на стойке информации, что меня отправил директор.

Санитар осмотрел меня, но потом пожал плечами.

– Наверное, будет лучше, если кто-нибудь составит ему компанию.

Вместе со мной он подошел к стеклянной двери, на которой было написано «Интенсивная терапия». Он поднес свою ключ-карту к считывающему устройству и, когда дверь открылась, зашел в коридор вместе со мной. Всего через несколько метров мы оказались у палаты 74.

– Он в коме, вероятно, причиной является травма мозга. Колотые раны обработаны, рана на спине представляет собой проблему, но не угрожает жизни. Он сломал пару костей, и мы обнаружили множество гематом. Пришлось сделать ему несколько переливаний крови.

Я замерла от ужаса. Санитар посмотрел на меня.

– Думаю, будет лучше, если вы сядете и проведете с ним время, может, это заставит его очнуться. К сожалению, мы не смогли связаться с его матерью. На данный момент вы единственный посетитель. Если устанете, конечно, можете уйти. Большинству сложно смотреть на людей, получивших увечья.

Потом он покинул палату, оставив меня наедине с Найтом. Он лежал на узкой кровати и выглядел таким же белым, как и простыни на ней. Большая трубка вела из его рта к одному из множества устройств, к которым он был подключен. На его правой руке я обнаружила катетер, через который вводились какие-то лекарства. Пищащие и жужжащие аппараты, похоже, следили за его состоянием и поддерживали в живых. Над ним качался светящийся шар, посылая в сторону машин яркие лучи. Очевидно, эта странная штуковина управляла остальными приборами.

Еще никогда мне не приходилось видеть кого-либо в таком состоянии, и это сильно напугало меня. Из-за множества кабелей и трубок Найт выглядел почти ненастоящим. Я так сильно боялась за него, что у меня перехватило дыхание… Я обеспокоенно смотрела на него, а по моим щекам текли слезы.

* * *

Без понятия, как долго я так сидела… Несколько минут? Полчаса или дольше? В какой-то момент поднялась и медленно подошла к кровати. Наверное, это было единственное, что я могла сделать для него в этот момент. Я хотела находиться рядом с ним, дать ему почувствовать, что он не один. Осторожно взяла его за руку. Она оказалась такой же теплой и мягкой, как и всегда. Я осторожно погладила его идеальные пальцы.

– Найт, – тихо прошептала я.

Я нежно приложила свою щеку к его руке.

– Мне так жаль. Это все моя вина. Пожалуйста, ты должен поправиться.

Мои слезы капали на белую простыню и оставляли на ней темные пятна.

* * *

На следующее утро он все еще спал. Приборы продолжали монотонно пищать, светящийся шар все так же висел над ним, управляя машинами. Шел час за часом, а его состояние не улучшалось. То и дело к нему заглядывали врач или сестра, но они ничего не могли для него сделать.

Я гладила его по руке и говорила обо всем, что приходило в голову, например, о моем последнем уроке у господина Гната или о моей жизни в Морбусе. Мне разрешили остаться с ним на ночь, поскольку сестры и санитары надеялись на улучшение его состояния благодаря моему присутствию. Но ничего не менялось. Он просто лежал, как и вчера.

Я устало провела рукой по глазам. Почти не спала, только немного вздремнула на стуле рядом с его кроватью. Вымученно улыбнувшись, я попыталась звучать радостно и беззаботно.

– Ты знаком с отцом Дюка? Я еще никогда не видела настолько ужасного человека. Он такой высокомерный и заносчивый! Даже с собственным сыном он обходится хуже некуда. Он ведет себя просто кошмарно. Да и о хороших манерах, похоже, у него