Харпер и Ройан стояли бок о бок на пороге макдаса и смотрели по сторонам в молчаливом восхищении.

Святая святых оказалась небольшой комнатой, куда меньше, чем они ожидали. Николас легко пересек бы ее за дюжину шагов. Низкого сводчатого потолка можно было коснуться вытянутой рукой, если встать на цыпочки.

По всем стенам, от пола до потолка, висели полки, наполненные дарами верующих и иконами. На иконах, выполненных в византийском стиле и оправленных в массивные резные серебряные рамы, были изображены Троица и Дева Мария. Здесь же находились статуи святых и императоров, медальоны и венцы, сделанные из блестящего металла, горшки, миски и шкатулки, украшенные камнями, огромный канделябр, на котором горело множество свечей, испускающих неверный свет. Иными словами, их глазам предстало необыкновенное собрание хлама и сокровищ, достойных предметов и безделушек, принесенных в дар императорами и вождями Эфиопии за многие века.

На полу в центре зала стоял алтарь из кедрового дерева, украшенный сценами сотворения мира, искушения и изгнания из рая, последнего суда. Покрывало было сделано из вязаного шелка, а крест и потир блестели серебром. В лучах свечей мерцала митра аббата с синей керамической печатью Таиты в центре.

Ройан пересекла комнату и опустилась на колени у алтаря, склонив голову в молитве. Николас почтительно ждал на пороге, пока она снова не поднялась на ноги, и только тогда присоединился к ней.

— Камень табота, — указал он за алтарь, и они вместе отправились к нему.

В задней части макдаса стоял предмет, покрытый тяжелым полотном, расшитым серебром и золотом. Судя по очертаниям, он имел приятные гармоничные пропорции, был высотой с человека, с широкой подставкой наверху.

Они обогнули камень, жадно глядя на закрытый тканью предмет. Однако взломщики не решались коснуться или открыть его, опасаясь, что их надежды рухнут, подобно бурлящим водам, падающим в нильский водоворот. Николас несколько охладил волнение, охватившее их, отойдя от камня табота к задней стене святилища.

— Могила святого Фрументия! — проговорил он и подошел к решетке. Ройан приблизилась к нему, и вместе они заглянули сквозь квадратное отверстие в темном от времени дереве. Внутри царила тьма. Николас просунул сквозь другую дыру фонарь и включил его.

Гробница засияла в лучах яркими красками, настолько радужными, что глазам понадобилось время, чтобы привыкнуть к ним. И тогда Ройан громко вздохнула.

— Боже мой! — Она задрожала как от лихорадки и побледнела — вся кровь отлила от лица.

Гроб стоял на каменной полке гробницы, напоминающей камеру. Снаружи было изображение человека. Хотя оно поблекло и почти вся краска облупилась, можно было легко различить бледное лицо и рыжую бороду.

Это было не единственной причиной удивления Ройан. Она смотрела на стены по обе стороны от полки, на которой покоился гроб. Каждый дюйм их покрывали невероятно яркие картины, сложные и прекрасные, неведомым образом пережившие несколько тысячелетий.

Николас в благоговейном молчании навел на них луч фонаря, а Ройан вцепилась ему в руку, чтобы не упасть. Она впилась ногтями в ладонь Харпера, но тот не заметил боли.

Стены покрывали изображения великих битв; галер, сцепившихся в смертельной схватке на вечных водах синей реки. Присутствовали и сцены охоты, преследования «речной лошади» и огромных слонов с белоснежными клыками. Были там идущие в бой полки, вооруженные до зубов, с плюмажами на шлемах, в ярости от жажды крови. По узким стенам неслись в бой сотни колесниц, наполовину скрытых пылью.

На переднем плане всех фресок красовался один и тот же высокий герой. В одной сцене он сгибал тугой лук, в другой высоко поднимал бронзовый меч. Враги дрожали перед ним, он попирал их ногами или собирал по нескольку отсеченных голов, словно букет цветов.

Николас переводил луч с одного произведения искусства на другое и в конце концов остановил его на центральной панели над полкой с гниющим гробом. Здесь богоподобная фигура возвышалась на колеснице. В одной руке воин держал лук, во второй — связку дротиков. На голове не было шлема, и волосы развевались на ветру — толстая золотая коса, похожая на львиный хвост. Черты лица отличались благородством, прямой взор — непоколебимостью.

Ниже виднелась надпись, сделанная классическими египетскими иероглифами. Загробным шепотом Ройан перевела ее вслух:

Великий Лев Египта. Лучший из сотни тысяч. Владетель злата доблести. Единственный спутник фараона. Воин всех богов. Да живет он вечно!

Ее руки задрожали, а голос затих — чувства душили Ройан. Она негромко всхлипнула, но потом взяла себя в руки.

— Я знаю этого художника, — тихо проговорила Ройан. — Я провела пять лет, изучая его труды. Я узнала бы его где угодно. — Она снова вздохнула. — Могу сказать с полной уверенностью, что почти четыре тысячи лет назад раб Таита украсил эти стены и создал эту могилу.

Она указала на имя мертвого человека, вырезанного на камне выше полки с фобом.

— Это не могила христианского святого. Много сотен лет назад какой-то старый священник нашел ее и по невежеству присвоил своей религии. — Она еще раз порывисто вздохнула. — Смотри! Это печать Тануса, повелителя Харреба командующего армиями, любовника царицы Лострис и родного отца царевича Мемнона, который стал фараоном Тамосом.

Оба помолчали, пораженные собственным открытием. Наконец Николас нарушил молчание:

— Значит, это правда. Тайна седьмого свитка находится здесь. Если, конечно, мы сумеем отыскать к ней ключ…

— Да, — тихо сказала Ройан. — Ключ. Каменное свидетельство Таиты. — Она повернулась к камню табота и медленно, благоговейно подошла к нему. — Не могу заставить себя посмотреть на него, Ники. Боюсь, что это не то, на что мы надеемся. Давай лучше ты!

Он направился прямо к колонне и с видом фокусника сдернул ткань, скрывающую ее. Они устремили взор на стелу из розового испещренного надписями гранита. Она была примерно шесть футов в высоту и фут в ширину у основания, сужаясь вдвое к вершине. На полированном граните были высечены надписи.

Ройан сделала шаг вперед и коснулась холодного камня. Она пробежала пальцами по иероглифической надписи подобно слепому, читающему текст, написанный азбукой Брайля.

— Письмо Таиты нам, — прошептала Ройан, ощупав символ ястреба со сломанным крылом и проведя по его контуру длинным, тонким, слегка дрожащим пальцем. — Написанное почти четыре тысячи лет назад, ожидающее, пока мы прочтем и поймем его. Смотри, как он подписался. — Она медленно обошла гранитную стелу, изучая все четыре стороны по очереди. Она улыбалась и кивала, хмурилась и качала головой, потом снова улыбалась, будто перед ней лежало любовное послание.

— Прочти его, — попросил Николас. — Слишком сложно для меня. Я понимаю символы, но не могу понять смысла. Попробуй объяснить.

— Это настоящий Таита, — засмеялась Ройан, в которой благоговение и изумление уступили место возбуждению. — Он, по обыкновению, малопонятен и прихотлив. — Казалось, она говорит о любимом, но способном довести до бешенства старом друге. — Здесь все в стихах и, как обычно, использован его любимый эзотерический код. — Она коснулась пальцем первой строки иероглифов и прочитала вслух: — «Гриф поднимается на могучих крыльях навстречу солнцу. Шакал воет и поворачивается к хвосту. Река течет к земле. Опасайтесь, осквернители священных мест, или гнев богов обрушится на вас!»