Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взглянув поверх их голов, Джордж заметила Хелену. А та, глядя прямо ей в глаза, пожала плечами. Будто отправила всех этих девиц вместе с тем, что они говорили и делали, в страну, где-ничто-ничего-не-значит.
Хелена Фискер протянула руку поверх голов и выхватила телефон из рук заводилы.
Все девчонки одновременно развернулись.
Привет, сказала Хелена Фискер.
А затем сообщила им, что они — жалкая кучка придурковатых дрочилок. Затем поинтересовалась, почему их так интересует моча, и в чем заключается их проблема. После этого она растолкала их и занесла смартфон над унитазом, в котором Джордж только что спустила воду.
Все девчонки заверещали, в особенности владелица телефона.
У вас есть выбор. Стираете все записи, или я роняю его туда, проговорила Хелена Фискер.
Он непромокаемый, корова ты этическая, встряла одна из девочек.
Это меня здесь кто-то назвал коровой? спросила Хелена Фискер. Прекрасно. А вот вам бонус.
Хелена Фискер врезала дисплеем смартфона по двери туалета. Посыпались осколки пластика.
Ну, а теперь проверим, действительно ли ваш телефончик остался непромокаемым, а заодно и политику школы в отношении расизма, добавила она, когда Джордж вышла.
Спасибо, сказала Джордж позже, когда обе они стояли перед кабинетом истории.
Раньше она никогда не разговаривала с Хеленой Фискер.
Мне понравился твой прошлый доклад на уроке английского, проговорила Хелена Фискер. Когда ты рассказывала про Британскую телебашню.
(Как раз на том уроке Джордж, как и все прочие, должна была произнести трехминутный спич о сочувствии. Она понятия не имела, что говорить. Тогда миссис Максвелл перед всем классом, но вполне добродушно, сказала: ничего страшного, если ты произнесешь свою маленькую речь в следующий раз. От этого Джордж, наоборот, преисполнилась решимости. Но когда она все-таки поднялась с места — из головы у нее все вылетело. И она начала с того, что всегда говорила ее мать: почти невозможно поставить себя на место другого человека — и не важно, живет ли этот другой в Парагвае, или на твоей улице, или даже в соседней комнате, или сидит на стуле рядом, а закончила историей про одну поп-певицу, которая обедала в ресторане на Британской телебашне, когда в шестидесятых годах ее еще называли Почтовой башней, и эта певица так возмутилась, услышав, как метрдотель помыкает официантами, что взяла булочку со своей тарелки, бросила в метрдотеля и попала ему точно в затылок.)
Вот и все, что они с Хеленой Фискер сказали друг другу.
Пару раз после инцидента в туалете Джордж, однако, ловила себя на каких-то неожиданных мыслях. Она размышляла вот о чем: удалили ли те девочки, та владелица телефона — если, конечно, он не потерял память, записанное ими видео, или все-таки сохранили его.
Если запись до сих пор существует, то на ней она смотрит поверх чужих голов прямо в глаза Хелены Фискер.
Джордж открывает дверь.
А я думала, вас дома нет, говорит Хелена Фискер.
А я дома, сообщает Джордж.
Хорошо, говорит Хелена Фискер. С Новым годом.
Генри садится в кровати, когда Джордж с Хеленой Фискер входят в комнату Джордж.
Ты кто? спрашивает Генри.
Я — Эйч, говорит Хелена Фискер. А ты кто?
А я Генри. Что это у тебя за имя? говорит Генри.
Это первая буква моего имени, отвечает Хелена Фискер. Люди, которые не знают меня как следует, обычно зовут меня Хеленой. Но я знаю твою сестру. Мы дружим в школе. Поэтому и ты можешь называть меня по первой букве — Эйч.
А у меня имя на ту же самую букву, говорит Генри. Ты подарок принесла?
Генри! говорит Джордж.
Она извиняется. Объясняет Хелене Фискер, что с тех пор, как их мать умерла, все, кто приходит в их дом, приносят Генри какой-нибудь презент, а часто и не один.
А тебе? спрашивает Хелена Фискер.
Не так часто, говорит Джордж. Думаю, они считают, что я уже слишком взрослая для подарков. Или боятся мне что-нибудь дарить.
Так она принесла подарок или нет? гнет свое Генри.
Да, говорит Хелена Фискер. Я принесла тебе капусту.
Капуста — это не подарок, говорит Генри.
Если ты заяц — то вполне, говорит Хелена Фискер.
Джордж громко смеется.
Генри тоже, судя по всему, считает эту шутку забавной. Он сворачивается в постели в хохочущий клубок.
У тебя голова вся мокрая, говорит он, отсмеявшись.
Вот что бывает, если ходить под дождем без шляпы, капюшона или зонтика, замечает Хелена Фискер.
Джордж подводит ее к книжному шкафу и показывает место, где каждые несколько минут капает вода на обложки лежащих наверху книг.
Когда-нибудь, говорит Джордж, эта крыша провалится.
Круто! говорит Хелена Фискер. Сможешь смотреть прямо на созвездия!
Между мной и звездами ничего не будет, говорит Джордж.
Только изредка полицейский вертолет, подхватывает Хелена Фискер. Большая небесная газонокосилка.
Джордж смеется.
Спустя две секунды она кое-что понимает и удивляется.
А понимает она то, что смеется.
Собственно, смеется она уже дважды, сначала после «капусты», а потом после слов про газонокосилку.
От этой мысли и удивления она смеется снова, но теперь — в глубине души.
Это уже в третий раз после того сентября Джордж смеется в несомненно настоящем времени.
В следующий раз, когда Эйч приходит в их дом после Нового года, она протягивает Джордж конверт размером с лист писчей бумаги, который был у нее под мышкой. Снимает куртку и вешает в прихожей.
Джордж возвращает конверт Хелене.
Это тебе, говорит Эйч.
Что там? спрашивает Джордж.
Я тебе звездочек принесла, говорит Эйч. Из инета распечатала.
Джордж открывает конверт. Там фото на плотной бумаге. На нем лето. Две женщины (обе молодые, примерно на полпути между юностью и зрелостью) идут вместе мимо маленькой лавчонки в каком-то очень солнечном месте. Это сейчас или давно? У одной соломенно-желтые волосы, другая темнее. Блондинка поменьше ростом, смотрит мимо объектива куда-то влево. На ней золотисто-оранжевый топ. На той, что с темными волосами, — короткое синее платье с полоской по краю подола. Она как раз поворачивается к светловолосой, чтобы что-то сказать. Дует ветерок, поэтому она откидывает волосы с лица. Блондинка выглядит чем-то озабоченной, задумчивой. Похоже, что у темноволосой прямо сейчас, в ходе разговора, мелькнула какая-то мысль, и она вот-вот ее выскажет, ответит «да».
Кто они? спрашивает Джордж.
Француженки, говорит Эйч. Это шестидесятые годы. Я рассказала маме о том, что ты поведена на шестидесятых, и ту историю про телебашню, и она захотела узнать, что это за