Мне только на минутку показалось, что три. А потом я поняла, что на самом деле я имела в виду две.

Миссис Рок: И эти две вещи заставили тебя считать, что за матерью следят?

Джордж: Да.

Миссис Рок: А твоя мать тоже так считала? Джордж: Она знала, что так оно и есть.

Миссис Рок: Ты считаешь, что она знала?

Джордж: Мы с ней говорили об этом. Все время. Это была как бы такая семейная шутка. Ей это даже нравилось. Я имею в виду то, что за ней следят.

Миссис Рок: Ты считаешь, что твоей матери нравилось, что за ней следят?

Джордж: Вы ведь считаете, что я ненормальная, правда? Вы думаете, что я все выдумываю.

Миссис Рок: Ты волнуешься из-за того, что я считаю, будто ты все выдумываешь?

Джордж: Я ничего не выдумываю.

Миссис Рок: Тебе действительно важно то, что думаю я или другие люди?

Джордж: Да, но как все-таки вы сами считаете, миссис Рок? Вы же не думаете сейчас: Боже мой, да ведь эту девушку надо отправить на гораздо более серьезное лечение?

Миссис Рок: А ты бы сама хотела, чтобы тебя отправили на «гораздо более серьезное лечение»?

Джордж: Я всего лишь прошу вас сказать мне, что вы на самом деле думаете, миссис Рок.

И тут миссис Рок сделала кое-что неожиданное. Она отошла от обычной схемы и сценария и начала рассказывать Джордж о том, о чем она, вероятно, тогда думала.

Она сказала, что в старину слово «тайна» имело совсем не то значение, к которому мы привыкли сегодня.

Именно это слово

— и я знаю, это будет тебе интересно, Джорджия, потому что по твоей речи я вижу, насколько тебе интересны всякие значения, сказала она -

— Ну да, раньше так и было, сказала Джордж.

— И снова будет. Я думаю, это вполне можно предположить. Но сейчас я пребываю немножко на грани, когда говорю такие рискованные вещи, сказала миссис Рок. И пусть. Слово «тайна» вначале означало что-то спрятанное, закрытое — примерно так, как закрывают рот или глаза. Означало согласие или понимание, что кое-что раскрывать нельзя.

Закрыто. И не должно открываться.

Джордж не смогла сдержать любопытства.

В те времена тайная природа некоторых вещей считалась чем-то само собой разумеющимся. Но мы живем в такое время и в такой культуре, когда «тайна» все чаще означает что-то, скорее, такое, что подлежит разгадыванию, — это и криминальный роман, и триллер, и телевизионный сериал из тех, где разгадка в самом конце, — и вообще смысл всякого просмотра или чтения в том и состоит, что мы выясняем — что же на самом деле произошло. А если этого не происходит, чувствуем себя обманутыми.

На этом месте раздался звонок, и миссис Рок оборвала себя на полуслове. Она густо покраснела, даже за ушами. Умолкла, будто кто-то выдернул ее из розетки. Она захлопнула записную книжку, и одновременно замкнулось ее лицо.

В следующий вторник в то же время, Джорджия, сказала она. Я имею в виду — после Рождества. В первый вторник после каникул. Увидимся.

Джордж открывает глаза. Она сидит на полу, прислонившись к собственной кровати. В кровати — Генри. Свет повсюду включен. Она уснула, а теперь проснулась.

Ее мать мертва. На часах половина второго. Новогодняя ночь.

Снизу доносится какой-то звук. Кто-то стучит в парадную дверь. Вот что ее разбудило. Наверно, отец.

Просыпается Генри. Его мать мертва. Джордж видит, как осознание этого на миг появляется на его лице, секунды на три, не больше, когда он открывает глаза.

Все в порядке, говорит она. Это просто папа. Спи дальше.

Джордж спускается сначала по одной лестнице, потом по другой. Он мог потерять ключи, или они завалились глубоко в карман, и он спьяну не найдет их, а может, и вовсе забыл, что они у него были.

Она смотрит в глазок, но там ничего не видно. Там никого нет.

И тут в поле зрения появляется человек на крыльце и снова стучит. Джордж в изумлении.

Это девочка из ее школы, Хелена Фискер.

Хелена Фискер с темными от дождя плечами, да и волосы у нее тоже довольно мокрые, стоит по ту сторону парадной двери дома Джордж.

Она снова стучит — и внутри у Джордж, стоящей вплотную к двери, все буквально подпрыгивает. Будто Хелена Фискер стучит прямо по Джордж.

Хелена Фискер была в женском туалете, когда к Джордж прицепились эти дурищи из девятого класса, у которых мания записывать на диктофон, как кто-то мочится. Поэтому происходило примерно следующее: если ты девочка и идешь в туалет, то на следующем уроке все будут хихикать над тобой, потому что им разошлют на телефоны звук твоего мочеиспускания и видео, на котором открывается кабинка туалета, и ты оттуда выходишь. Парочку таких видео даже вывесили на YouTube, и там они продержались несколько дней.

Все подряд, и парни в том числе, какое-то время, говоря о ком-то (если этот кто-то был девочкой), вспоминали, тихо она мочится или шумно. Это породило среди девочек особую форму мании — экзистенциальную панику относительно того, не слишком ли много звуков они издают. Теперь они ходили в туалет исключительно парами, чтобы та, что оставалась под дверью кабинки, слушала и следила за тем, слышно что-нибудь или нет.

Однажды Джордж вышла из кабинки — а за дверью стоит группка малознакомых и практически незнакомых девочек, в центре которой одна, у которой в руке смартфон.

И в то же мгновение, будто заранее отрепетировав, все они хором начали издавать отвратительные звуки, вытаращившись на нее.

Но в этот момент позади них в туалет вошла Хелена Фискер.

Большинство старшеклассников в их школе уважали Хелену Фискер.

Хелена Фискер совсем недавно получила выговор. Джордж знала об этом от учителя рисования. За то, как она оформила рождественскую открытку. Хелена — об этом все знали — замечательно рисовала. Нарисованная ею картинка с птицей оказалась до того симпатичной, что Хелене позволили внести ее прямо в компьютер — а оттуда отправили файл в типографию. За открытку заплатила школа, на оборотной стороне разметили ее название. Пятьсот штук — весь тираж — привезли из типографии в большой коробке.

Когда же коробку открыли, оказалось, что никакой птицы на открытке нет, а просто какая-то невзрачная стена, освещенная солнцем.

Рассказывали, что Хелена Фискер, когда ее вызвали в кабинет директора, улыбнулась ему так, словно совершенно не понимает, в чем причина всей этой кутерьмы.

Но ведь это же в Вифлееме! сказала она.

А теперь свора