— Я же позвонила вам!

— Понятно. Значит, не пытались. А с кем вы обсуждали то, что произошло?

— Ни с кем! Только с Галкой, то есть с Галиной Николаевной.

— С которой вы были в театре?

— Да.

— А как вы попали в квартиру Зинаиды? Откуда у вас ее адрес?

— Это уже потом… Галина Николаевна узнала в адресном бюро… случайно проходила… и вот…

— Зачем? Вы же не собирались с ней видеться?

— Не собирались. — Голос у Екатерины упал почти до шепота. — А потом… мы подумали… что, может, она… что если она меня увидит, то сразу…

— Признается?

— Ну да!

— Застать ее врасплох решили?

— Да! — И в свою очередь, спрашивает: — А кто была та женщина?

— Некая Лариса Крылова, подруга Зинаиды. Тоже актриса. Жила у Зинаиды, стерегла квартиру.

— А где Зинаида?

— У мамы в Челябинске. Около двух недель назад вернулась из Италии, сыграла в двух или трех спектаклях, а четыре дня назад, на следующий день после вашего культпохода в театр, написала заявление на отпуск по семейным обстоятельствам, показала телеграмму от больной матери и была такова. Похоже на бегство, вы не находите? Непонятно! Вот если бы она вас видела…

— Постойте, — говорит вдруг Екатерина, — но если собирались убить Зинаиду, то почему убили Ларису? А может, хотели убить именно Ларису и Зинаида здесь вообще ни при чем? Ведь если бы пришли к Зинаиде, а ее не было дома, то Лариса бы так и сказала, что ее нет, даже дверь не стала бы открывать, сейчас люди всего боятся, и те бы ушли.

— Знаете что, Екатерина Васильевна, а давайте смоделируем ситуацию, — предложил вдруг Леонид Максимович.

— Давайте, — согласилась Екатерина. — А как?

— А вот так. Представьте себе, что вы Лариса.

— А это обязательно?

— А вы что, боитесь?

— Нет, не боюсь!

— Ну и ладушки. Итак, вы Лариса. Вы — одна дома. Раздается звонок в дверь. Что вы делаете?

— Спрашиваю, кто там.

— А вам отвечают, что принесли цветы для Зинаиды Метлицкой. Вы смотрите в глазок и видите… что? Ну скажем, громадный букет белых лилий. Что вы сделаете? Что сделает любая женщина, а тем более актриса?

— Наверное, открою дверь!

— Вот видите!

— Но тот, кто войдет и увидит, что я не Зинаида, отдаст цветы, повернется и уйдет!

— Да, если он знает Зинаиду в лицо! А если нет?

— А если нет, то я скажу ему, что я не Зинаида.

— Если успеете!

— Вы хотите сказать… — начинает Екатерина, с ужасом догадываясь, что он имел в виду.

— Ларису удавили лентой от букета прямо в прихожей. Букет тем временем бросили на пол. Там нашли пыльцу и лепесток цветка…

— А потом ее перенесли в комнату?

— Перетащили! У нее ссадины на кистях рук, в тех местах, где они касались пола. И частички с соломенной циновки на одежде…

— И потом он проделал с ней все это? Уложил на диван, расправил одежду, сложил руки… — Екатерина с содроганием вспоминает подробности виденной картины, — и поставил в вазу лилии…

— Видимо, так!

— Зачем?

— Не знаю. Может, эстет! А может, у него такое извращенное чувство юмора — она ведь актриса! Вот он и устроил представление! А может, режиссер-неудачник самоутверждался… Много «может»…

— Он психопат, этот убийца! И про лилии не забыл! И туфелька на полу… И эти разбросанные бумаги… Зачем?

— Ну, это, возможно, случайность. Убийца искал что-то. Бумаги на полу — это содержимое письменного стол Зинаиды: счета, письма, программки спектаклей, документы… Искал, но не нашел!

— Откуда вы знаете?

— Мне кажется, вы его спугнули. Когда вы пришли он был еще там.

— Почему вы так думаете? — Екатерине становится не по себе.

— Я ни за что не поверю, что убийца ушел и оставил дверь открытой. Ведь в его интересах, чтобы труп нашли как можно позднее. А когда туда пришли вы, то дверь была открытой!

— И что, по-вашему, это значит?

— А только то, что он открыл эту дверь для вас!

— Зачем?

— Не знаю. Чтоб испугать, может быть. Может, опять проявил свое чувство юмора. А может, еще зачем-либо.

— А как он узнал, что это я?

— Этого я тоже не знаю. Может быть, через окно увидел!

— И понял, что я иду к Зинаиде? Значит, он меня знает? — Екатерине кажется, что ее окатывает ледяная волна ужаса.

— Возможно. А ушел он, когда вы были в комнате. Вы слышали щелчок, помните, вы рассказывали?

— Да.

— И когда вы вошли, вы оставили дверь открытой, помните?

— Да.

— А потом, когда ожидали нас, то отперли дверь, чтобы мы сразу вошли? Помните?

— Да. И чтобы не оставаться с ней в запертой квартире!

— Екатерина Васильевна, я не хочу вас пугать, но мне все это очень не нравится! И если вам известно нечто, связанное со смертью сестер, то я бы хотел это услышать! Сейчас же! — Леонид Максимович внимательно смотрит на Екатерину.

Екатерина удрученно молчит. От желания немедленно выложить все начистоту и с самого начала ее удержал телефонный звонок.

— Да! — сказал в трубку следователь. После этого он повторил свое «да» с разной интонацией еще раз десять. Напоследок бросил: — Хорошо! — и положил трубку. Н глядя на Екатерину, набрал номер, сказал: — Леша, зайди ко мне! Мне придется уйти, Екатерина Васильевна. Сюда придет мой коллега, Алексей Борисович. А вы изложите все, что вам известно по данному вопросу, и отдадите ему. И, — он посмотрел ей в глаза, — все это серьезнее, чем вам, возможно, кажется. Советую вам написать все! Даже то, что вы еще не успели мне рассказать! Не полагайтесь на интуицию и не руководствуйтесь эмоциями. Мне нужны не избранные факты, а все, абсолютно все! Договорились? — Он протянул ей руку.

Екатерина, покраснев, протянула свою. Трудно пожимать человеку руку и одновременно обманывать его.

Екатерина неторопливо шла вдоль улицы. Погода была прекрасная, мягкая, безветренная. Легкий ночной мороз уступил место оттепели, с крыш оглушительно капало, над головой светилось бездонное ярко-голубое, почти весеннее, небо. Асфальт дымился. Радуга вспыхивала в брызгах талой воды и снега, веером вылетавших из-под колес автомашин. Пролетающие мелкие снежинки таяли на солнце, не успев долететь до земли. Неловкость, вызванная собственной ложью, испарилась без следа. Жизнь была удивительно хороша! Она остановилась полюбоваться воробьями, которые, радостно вереща, купались в луже. Она подумала, что давно не гуляла по городу. Не спеша, глазея по сторонам, рассматривая людей и витрины. Как хорошо, что есть безотказный пенсионер Гавриленко, на которого можно положиться. А что, если сбежать в Крым? Прямо сейчас? Там, наверное, весна в разгаре. Все цветет. И долго ехать поездом, сидя у окна, покачиваясь в такт перестуку колес, вдыхая запах крепкого чая и тот особенный, железнодорожный, знакомый с самого детства, волнующий запах дальних дорог. Хотя нет, вряд ли весна. Декабрь все-таки…