Каждого из нас время от времени, весной чаще, чем в другое время года, захлестывает тяга к перемене мест. Просыпается древний ген предков-кочевников. И — вперед! Екатерина вспомнила, что Юрий Алексеевич собирается на Мальту. Ну и прекрасно! Крым ничуть не хуже. А интересно, какая погода на Мальте? Вечная весна? И тюльпаны цветут даже в декабре? И будет Юрий Алексеевич гулять по солнечным улицам Ла Валетты в белом костюме, шляпе и с тросточкой. Ну и пусть! От их последнего свидания у нее остался неприятный осадок и чувство недоумения — он держал себя с ней совсем не так, как ведут себя с невестой. Он сделал ей предложение, но… разве так делают предложение? А может, это была очередная дурацкая шутка в его духе, после которой можно спокойно укатить на Мальту? Ему ничего не стоит исчезнуть на полгода, а потом появиться как ни в чем не бывало, словно они расстались только вчера. Ну да Бог с ним! Не один раз за всю историю затянувшегося знакомства она давала себе слово прекратить их отношения, ненужные, зачастую оскорбительные, но каждый раз решение это было насильственным — в глубине души она надеялась и ждала, что он придет и скажет наконец то самое главное, что хоть раз в жизни полагается услышать любой женщине. А сейчас она вдруг почувствовала, как что-то изменилось в ней. Что? А вот что — он больше не может ее задеть или обидеть! Он ей безразличен! Она подумала, что почти не вспоминала о нем все эти дни. А его телефонные звонки не вызывают ничего, кроме раздражения и скуки. Ей заранее известно, что он скажет и как он это скажет. Его сарказм, высокомерие, вывернутое чувство юмора, ах, это все уже было, было, было, и совсем неинтересно. Она вспомнила, как однажды видела черепаху, сидевшую на большом полузатопленном листе озерной кувшинки. А потом черепаха скользнула в воду, а лист мгновенно распрямился, вынырнул из воды и подставил себя солнцу. «Я зеленый листок, с которого сползла черепаха!» — засмеялась Екатерина.

Тут рядом с ней затормозил большой синий автомобиль, оконное стекло скользнуло вниз, и знакомый бас прогудел:

— Сколько лет, сколько зим! Екатерина Васильевна, вы? Судьба! Прыгайте скорее! — Всеобщий друг Добродеев, перегнувшись через пассажирское сиденье, распахнул дверцу.

Екатерина, не раздумывая, уселась рядом с ним. Добродеев, улыбаясь, смотрел на девушку.

— А я вам звонил несколько раз, и домой, и на работу! То говорят, нет, то не пришла еще, то будет позже. Вы что, на охоте пропадаете? А ведь интервью обещали!

Екатерина с удовольствием вслушивалась в легкие шутливо-укоризненные интонации, теплый добродеевский бас. Какой славный человек этот Добродеев!

— Какая там охота! У меня отпуск. Брожу по городу и радуюсь весне. Просто не верится, что скоро Новый год. И думаю, что лучше — отправиться в Крым или на лыжах в лес! А как вы?

— Я — никак. В застое.

Тут Екатерина заметила, что, несмотря на бодрый тон, выглядит Добродеев неважно. Бледен, подпухшие веки. Правда, выбрит до глянца.

— Что-нибудь случилось? — встревожилась она.

— И вы готовы немедленно прийти на помощь? Нет уж, Екатерина Васильевна, пока без детективов обойдемся! Все в порядке. Просто хандра! Знаете, как это бывает… Впрочем, откуда вам это знать! Так вот, просыпаешься однажды утром и думаешь, что тебе уже много лет, а ты ничего не достиг, ни в чем не состоялся, детей не родил, книгу не написал, дерева и то не посадил, и так далее! И ты впадаешь в депрессию. Случайный взгляд в зеркало, отражающее собственную морду лица, не внушающую больше никаких иллюзий, добивает. Работа осточертела. Друга близкого, чтоб припасть к его груди и долго и сладко рыдать, распив перед этим бутылочку хорошего коньяка, тоже нет. Женщина? Женщины нет, а есть женщины, извините за дешевый каламбур. И не слушайте меня, старого зануду. — Он преувеличенно-горестно вздохнул.

Екатерина расхохоталась. Все сегодня казалось ей просто замечательным. Даже нытье Добродеева.

— А знаете, какое самое лучшее лекарство от депрессии?

— Знаю! У вас, прекрасного пола, одно лекарство на уме — любовь!

— Любовь тоже неплохо! Но сложно. Лучше отправиться путешествовать. На природу, в лес!

— В пампасы и прерии! Вы серьезно? — Он напряженно смотрел на нее, словно от ее ответа зависело нечто очень важное для него.

— Конечно, серьезно! Вот прямо отсюда — и в вечность! В лес то есть!

— А вот знаете, Екатерина Васильевна, телепатия все-таки существует! Ведь я собирался в одно замечательное место, которое вполне можно использовать в медицинских целях. Как лекарство от ностальгии. Ну, не сию минуту, разумеется, а в принципе. Но одному туда как-то не улыбается. Хотите, махнем вдвоем? Раз уж Бог послал мне вас, как кусочек сыру старой вороне, а?

— Сейчас?

— Так я и знал! Природа, лес, ахи, охи, а как до дела, помочь депрессивному другу, так сразу в кусты! Сейчас? Именно сейчас! Сию минуту! Ну?

— А куда?

— А сюрприз! Старик Добродеев знает такие места! Вам и не снилось!

— Даже не знаю… — нерешительно протянула Екатерина, зная, что уже согласна, что от возможности походить по зимнему лесу ее охватывает предчувствие радости.

— Зато я знаю! — строго сказал Добродеев. — Старших слушаться надо. Вперед!

Машина плавно вильнула, набирая скорость — мелькнули городские окраины, какие-то складские строения, — и вырвалась на почти пустое загородное шоссе, пересекаемое то тут, то там нитками проселочных дорог. Потянулись, кружась, рощи, перелески и поля, покрытые снегом. Здесь была настоящая зима.

— Ой, смотрите, заяц! — вдруг закричала Екатерина. Справа от дороги, в снегу, сидел одинокий рыже-серый зайчик. — А разве они не белые зимой?

— Не думаю. Никогда не видел белого зайца, — с сомнением отозвался Добродеев, — а перевидел я их изрядно! У меня друг в Западной Украине, в Карпатах. Вот там охота! И на оленей, и на зайцев, и на кабанов!

— И не жалко убивать?

— Людей убивают, и то жалеть некому.

Они помолчали. Потом Екатерина сказала:

— Никогда не смогла бы убить.

— Человека?

— О Господи, нет! Животное. О человеке и речи нет!

— Некоторых людей стоило бы. У меня есть друг, так он говорит, что собаку убить бы не смог, а человека, пожалуй, смог бы.

— Надеюсь, он шутит.

— Но иногда это решение проблемы.

— Не думаю. Сразу появится другая.

— Это как?

— Я допускаю, что загнанный в угол человек может пойти на убийство. Не умея оценить ситуацию реалистически, он думает, что это выход. И что дальше?

— И что же дальше? — словно бы поддразнил Добродеев.

— Да он жить с этим не сможет! Спать не будет! Душу рвать раскаянием будет! Знаете, я читала, что убийцы приходят с повинной через десять, двадцать лет. Даже тридцать! А можете представить себе, как он жил все эти годы?