Он повел плечами, словно сбрасывая с себя стягивавшие его веревки, и с вызовом посмотрел мне в глаза, чуть скривив разбитые губы в улыбке. Эта улыбка заставила меня побледнеть и медленно отвести взгляд.

— Молчит, как видишь. И скалится, — ответил Миша, — может быть, ты захочешь его о чем-то спросить.

Мне показалось, или в его глазах мелькнуло что-то похожее на усмешку?

— Захочу, — я снова посмотрела на него и постаралась преодолеть инстинктивный страх. Почему-то я его испытывала всегда, когда на него смотрела. Страх, неуверенность, уязвимость. Словно какая-то часть меня всегда знала кто он, и предупреждала меня об этом. Сейчас, когда я смотрела на него сверху вниз, пытаясь разглядеть в нем хотя бы крупицу страха или неуверенности, мне пришлось столкнуться лишь с ненавистью и презрением, плескавшимся в его взгляде.

Я обошла пленника по кругу, внимательно разглядывая его избитое тело и остановилась напротив, подивившись с какой скоростью Рыжик уступил мне свое место. Видимо, ребята потратили время впустую.

— Мои друзья хотят знать, где хранятся снимки. Ты избавишь себя от многих часов боли, если скажешь нам правду.

Пленник, словно не слыша, сплюнул на пол, едва не испачкав мои туфли кровью. Что же, мне его позиция ясна. Дальше дело за моими друзьями.

— Думаю, вам стоит съездить к нему домой, и все там обыскать. Советую начать с тайника под ванной, а так же осмотреть стены и пол.

— Думаешь, все так просто? — удивился Миша.

— Думаю, что нам предстоит долгая ночь. И не следует тратить время зря.

— Хочешь сказать, что он не заговорит?

— Только если сам захочет нам что-то сказать, правда, Дима?

— Ты права, милая, — его голос… странно, но мне почти не хватало в нем этой хрипоты, словно проводящей невидимую грань между мужчиной и чудовищем.

— Забери у него ключи! — велел Мишка Рыжику, но тот словно пребывал в какой-то прострации и не слышал его. Вздохнув, я подошла к Харламову ближе, почти вплотную и склонилась над ним, пытаясь добраться до кармана. В левом пусто, а из правового я извлекла ключ от его квартиры. Это заняло у меня несколько секунд, во время которых я чувствовала, как сбилось его дыхание, напряглись мускулы, а веревка натянулась. Если бы не она, Харламов, наверное, разорвал бы меня на части.

— Держи! — я кинула трофей Мишке и украдкой перевела дух. Впрочем, моя паника не укрылась от внимания Дмитрия. Он все понял, я была в этом уверена. Он знает, что я его до смерти боюсь, и в нужный момент может на этом сыграть. Я разозлилась на саму себя, понимая, что этот раунд проиграла.

— Побудешь здесь? Мы постараемся вернуться как можно быстрее.

Я кивнула, снова заняв место у стены, избегая пересекаться взглядом с Харламовым. Как только за ребятами закрылась дверь, услышала его голос:

— Не боишься оставаться со мной наедине?

— Чего мне бояться? Ты связан и беспомощен, как зверь в клетке, — не удержалась я чтобы не съязвить.

— А может быть, ты удалила своих дружков специально? — продолжал он, — не хотела, чтобы они узнали…

— Узнали что?

— Подойди поближе, и я шепну тебе это на ушко? — довольно игриво предложил Харламов.

Я усмехнулась, но с места не сошла. Игра игрой, а мое ухо мне дорого.

— И все-таки, зачем ты послала их в мою квартиру? Ты же знала, что там ничего нет. Я был бы глупцом, если бы решился хранить там что-то важное.

— Ты уже хранил там что-то важное, и я это нашла, — напомнила я.

— Поэтому я не повторяю ошибок.

— Тогда почему ты убил Пашку и Юлю? Что плохого тебе сделала эта девочка? Неужели в погоне за наживой ты готов стереть в порошок любого?

— Как точно подмечено, милая. В погоне за наживой, — он искренне улыбнулся. Было видно, что его забавляет этот разговор, забавляю я, как мартышка в зоопарке — этакое безвредное и интересное существо, которое можно потрогать, и даже погладить против шерсти не боясь, что оно откусит тебе полруки. А потом просто уйти, когда захочешь. Вот только Харламов этого сделать не мог, он был связан, хотя вел себя так, словно ему ничего не стоит сбросить с себя веревки и в один миг перерезать мне горло.

— Ты уходишь от темы, — резко напомнила я.

— Я отвечу, если ты кое-что мне пояснишь.

— Говори!

— Почему ты за ним вернулась? В том подвале, где я тебя оставил связанной. Ты освободилась, это было не трудно. Но зачем ты вернулась за Пашкой? Он тебе не друг. Никто из вас никому не друг. Вы как шакалы, объединенные общей целью.

— На какой из вопросов я должна отвечать? Там где про Пашку или про шакалов?

— По-порядку, — усмехнулся он.

— Тогда ты знаешь, что не хорошо бросать друзей в беде. А Пашка был моим другом. Что бы ты себе не придумал.

— Допустим. Тогда почему ты их избегала — своих друзей?

— А вот это тебя совершенно не касается.

— Ну почему же! До сих пор меня интересовал один вопрос — зачем ты сюда приехала? Или может быть, тебе надоело жить за счет богатеньких папочек? Решила вспомнить шальную юность? Что бы ты сделала, дорвавшись до камня первой?

— Ну, не знаю, — протянула я, — готова выслушать твои предложения.

— Мой тебе совет — найдешь его, и сразу же беги отсюда, куда глаза глядят. Не думаю, что твои друзья отпустят тебя живой. Как и меня..

Вот в этом я как раз ничуть не сомневалась. Не думаю, что притащив пленника, сюда Мишка хотел его убить. Но трезво подумав, он не сможет не понять, что избавиться от свидетеля и угрозы в одном лице самый простой и естественный выход. Возможно, именно так он рассуждал пятнадцать лет назад.

— Это хорошо, что ты трезво оцениваешь свое положение. Не хотелось бы тебя разочаровать.

— О нет, милая. Тебе не удастся меня разочаровать. Я знал, с кем придется иметь дело.

— Ты не ответил на мой вопрос, — напомнила я.

— Ах, да! О твоем безвременно ушедшем друге Пашке и его подружке. Вот здесь ты попала пальцем в небо.

— Хочешь сказать, что это был не ты? Думаешь, я в это поверю? — я оттолкнулась от стены и подошла к нему ближе.

— Пошевели мозгами, если они еще у тебя остались после наркоты, — насмешливо сказал он.

Не знаю, что меня толкнуло на это, но метнувшись к нему, я изо всех сил ударила его по лицу. Он даже не шелохнулся, но его взгляд стал угрожающим.

— Тебе не следует бить связанного человека, — вкрадчиво произнес он.

— Будешь рассказывать мне о благородном отношении к пленнику?

— Нет, — он усмехнулся, — хочу сказать, что каждый связанный пленник рано или поздно перестает им быть. Будет жаль, если ты попадешься мне под горячую руку.