- Вот.

Он появляется у косяка и машет перед нами кипой бумаг. Худой, осунувшийся, с темными кругами под глазами. Жизнь в бегах его основательно потрепала.

- Это оригинал?

Листаю бумаги и все больше хмурюсь. Он абсолютно ничем не отличается от того, что я видел перед глазами сотни раз за последние несколько месяцев.

- Да, - слышу голос, пролистывая листы все чаще.

- Не вижу разницы, - приподнимаю бровь и смотрю на него в поисках объяснений.

Он улыбается как-то устало, затем подходит.

- Страница пятнадцать, - находит то, что нам нужно.

Но я снова перевожу на него взгляд.

- Другой договор с собой?

Я достаю его и кидаю на стол, уже порядком раздраженный этой затянувшей историей.

- Ну-ка, - шуршит парень и бормочет себе под нос, - вот она, родимая. По настоящему договору рудник переходит в пользование Соловьеву при условии вывоза нашей компанией всей оставшейся выработки руды. Поэтому сумма договора и была изначально такой маленькой, вот тут же указано, что при окончательном проведении сделки он должен выплатить всю оставшуюся сумму. Но…

- Черт, - улыбаюсь и подрываюсь с места, не давая тому договорить, - так это же фактически кабальные условия для него.

Парниша чешет голову, затем снова открывает рот, а я не перебиваю.

- Ну, - мнется, периодически смотря на свою сестру, - там тоже есть проблема.

- Какая? – подталкиваю его, чего мнется, словно девица.

- Это ведь тоже подстава, - поджимает губы, водит ими из стороны в сторону, - я заменил эту страницу в последний момент, вы разве не замечали разницу в своем экземпляре? В оригинале на всех страницах подписи внизу одним почерком и одними чернилами, а вот в липе, которая все это время была у вас…

- Другие чернила, - договорил я за него, подставляя листок к свету.

На первый взгляд ничего не заметить.

- Похоже на оригинал, с этой стороны мы даже не проверяли, - усмехаюсь, ведь разгадка все это время была у нас в руках.

- После проведения сделки какое-то время документы были у меня, как у главного юриста, - поморщился он от воспоминаний, но продолжал говорить, - так что я заменил эту страницу на ту, что они планировали изначально. Только расписался уже сам и чисто похожей ручкой.

- Как они этого не заметили? – не то, чтобы я был недоволен, наоборот, но такая беспечность сыграла против них.

- Это была чистая удача, - ухмыляется, впервые развеселившись за весь вечер, - в тот день секретарша взяла отгул и обслуживала всех Катька из финансового отдела, а вы ее знаете, девочка она руки-крюки, облила кипятком нашего Костика, так что внимание сторон было отвлечено. Они быстро подписали все и свалили в ресторан.

Я рассмеялся, и мне вторил бас Фарида, довольно треснувшего ладонью по столу.

- Надо будет Катьке этой двойную премию выписать, - сказал и заметил, как смутился при этом брат Евы, - вернешься к нам в компанию, Богдан?

Впервые назвал его по имени, хотя даже мысленно ассоциировал и воспринимал, как брата Евы. Он отрицательно покачал головой.

- Как знаешь, но если что, мы тебе всегда рады, - произнес то, что хотел, а затем оригинал договора передал Фариду, - пусть у тебя будет, надеюсь, что не понадобится.

Он серьезно качнул головой, сходу поняв мою задумку.

- А второй экземпляр у Соловьева? – интересуюсь, чтобы знать, как лучше провернуть задуманное.

- Нет, - мотнул парень башкой, а затем задумался, стоит ли говорить, - у одного моего знакомого, так, на всякий случай оставил, если со мной что случилось бы.

- Забери его, пусть тоже будет у Фарида, - он на мои слова кивнул, - ни к чему другу твоему подставляться. И не светите ими, пусть они пока побудут в секрете.

Встал, планируя уйти.

- Как только дело выгорит, тебя ждет крупная сумма денег, Богдан, - видел, как он хотел возразить, но я пресек это на корню, - и не возражай, это полностью мое решение. Я благодарен тебе, так что лучше молчи.

И попрощавшись, вышел. Все это время думал кое о чем, и теперь, на фоне облегчения, хотел хотя бы немного дать себе послабление. Оттого даже мысленная удавка на шее, словно ослабла.

- Игнат Шахайдарович, - открыл мне дверь водитель, затем сел сам, - везти Вас домой?

- Заскочим сначала в другое место, - и продиктовал нужный адрес.

Гляну всего одним глазком. Будет на улице – хорошо, нет – не судьба.

- Что ты делаешь, мам?

Захожу на кухню, где родительница колдует над плитой.

- Котлетки жарю, - как ни в чем не бывало поет и шуршит по кухне.

- В холодильнике же есть еда.

Открываю его, чтобы убедиться в своей правоте. А там кастрюля супа, что я готовила вчера.

- Одним супом сыт не будешь, - поворачивается в мою сторону с ложкой наперевес, - ты посмотри только на себя, одни кожа да кости, все, решено, я переезжаю к тебе.

Я улыбаюсь, хотя пытаюсь подавить эту улыбку. Мамина забота приятна, и это то, чего мне и, правда, не хватало последние несколько месяцев.

- Нормальный у меня вес, - оставляю за собой последнее слова, но при этом сажусь за стол.

Слюнки от запаха так и текут.

- Сказки эти своим ухажерам рассказывай, - ставит передо мной тарелку и ставит на газ чайник, - лучше скажи, что там с Игнатом? Не помирились?

Я проглатываю слова, что непроизвольно хотели вот-вот вырваться. Матери до этого сказала, что рассорились из-за его измены, но она быстро выпытала, что это лишь показалось мне. Так что теперь наседала, что рубить с плеча не стоит.

- Не хочу об этом говорить, - даже плечи от бессилия опускаются.

В последнее время я все больше ощущаю, что мне тяжело. Воспоминания жгут разум, эмоции плещутся, но выхода найти не могут.

- Как скажешь, - не нарушает мои границы мама, а затем накрывает ладонью мою руку, - а с Игорем что? Я же вижу, ты о чем-то переживаешь, места себе не находишь.

Я дрожу, крепко стискиваю челюсть, напрягаю глаза, чтобы не расплакаться. Но, видимо, что-то такое отражается на моем лице, что мама обеспокоенно хмурится.

- Так нельзя, дочка, - вижу печаль в ее глазах, отчего мне вдвойне тошно, - не знаю, что больше всего тебя гложет, но хранить в себе такое нельзя.

- Не могу говорить об этом с тобой, - опускаю взгляд, не желая, чтобы в них она увидела стыд.

Вроде я не делала ничего такого, но именно это чувство все больше одолевает меня. Кусок в горло не лезет, так что я лениво ковыряю вилкой.