Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мой дорогой друг, я прошу у Вас одного: простите меня. У меня и в мыслях не было Вас оскорбить. Я питаю к Вам исключительное уважение. Если честно, более подходящее слово – любовь. Ваш ответ был совершенно уместным и правильным. Я не побеспокою Вас вновь, если Судьба не сделает так, чтобы Вы испытали ко мне подобные чувства. В скачках такое редкое явление называется рискованной ставкой, и букмекеры считают ее невыгодной. Но в случае победы именно такие ставки дают самый крупный выигрыш. Я слишком азартен? Возможно. Как бы то ни было, я надеюсь, что Вы воспримете мое отношение как в высшей степени уважительное, а также не лишите меня своего уважения. Вы навсегда в моем сердце. А я навеки Ваш».
Оливер Белмонт ее любит.
Альва разрыдалась.
Через некоторое время, взяв себя в руки, она начала составлять в уме ответ, содержащий вежливый, но твердый отказ. На самом деле она жаждала дать совсем другой ответ. Ее сердце говорило о другом. Да только она ничего не могла с этим поделать. Совсем ничего.
Альва уже направлялась к письменному столу, когда вошла Мэри с перекинутым через руку отрезом бледно-голубой ткани.
– Хотела показать вам, прежде чем продолжить… Вы в порядке? Выглядите так, словно плакали.
Альва жестом подозвала ее ближе:
– Просто кашель напал. Давай посмотрим, что у тебя здесь.
– Это будет лиф для желтого платья мисс Консуэло. Я подумала, что как раз успею к Пасхе. Ей должно понравиться.
Альва взяла в руки вышивку и разложила на коленях. Мэри вышивала букетики нарциссов и фиалок. Самыми тонкими стежками она сделала крохотные незабудки.
– Просто чудесно, – похвалила Альва.
– Я хочу добавить листья вот здесь, вдоль талии. А на груди вышью желтую птичку.
– Ей очень понравится.
– Надеюсь. Про птичку мне подсказала камеристка миссис Белмонт. Мы с ней разговорились во время бала. Больше ведь делать было нечего. Только болтать. О том, кому как работается у леди или в семье, об отношениях с другими слугами. Она мне многое рассказала о мистере и миссис Белмонт. Вы знаете, я не люблю сплетничать, но…
– Но?
– Но… В общем, Луиза сопровождала мистера и миссис Белмонт во время медового месяца. Она говорит… я просто передам ее слова: мистеру Белмонту очень не понравилось, что миссис Уайтинг и сестры его супруги вечно брюзжат или требуют что-нибудь купить. А миссис Белмонт продолжала настаивать, чтобы муж позволял им скупать все, что заблагорассудится, в «Бон Марше», «Базар де ль' Отель де Виль»[45], у Уорта и Дусе[46]. Повсюду.
– Я сразу поняла, что скромностью и благоразумием она не отличается.
– А Луиза сказала, что после первой ночи миссис Белмонт больше не пускала мистера Белмонта к себе. Поэтому он уверен, что ребенок – не его. А супруга на это заявила, что после такого обвинения больше не проведет в его доме и дня. И уехала. Она вернулась к матери, и теперь он требует у нее развода.
– Он требует развода?
Мэри кивнула.
– Мне было интересно, знаете вы или нет.
– Я знала, что они поссорились. Но он не говорил, что все зашло настолько далеко.
– Они и на бал приехали только затем, чтобы избежать шумихи. Миссис Белмонт – мать Оливера – надеется, что до развода дело не дойдет. Но братья Белмонт все равно не разговаривают с Уайтингами, а поскольку мисс Кэрри Астор близкая подруга мисс Уайтинг – то есть Салли Белмонт, – Асторы не разговаривают с Белмонтами. – Мэри забрала вышивку и добавила: – Я подумала, что, раз мистер Оливер дружит с вами и мистером Уильямом, вам лучше узнать, что к чему, пока вся эта история не запутается окончательно.
– С подобными историями такое часто случается.
– Жаль, правда? Мне нравится мистер Оливер.
– Да, жаль.
Когда Альва осталась одна, она успела подумать: «Но если он будет свободен, то мы сможем…» Впрочем, она немедленно задавила эту мысль в зародыше, не дав ей развиться.
Нет. Она уважает своего мужа и уважает себя.
Они с Оливером могут быть друзьями, не больше. Конечно, он вправе восхищаться ею, сколько ему заблагорассудится – она не в состоянии это запретить. Сердцу не прикажешь.
Однако и поддаваться неразумным желаниям нельзя.
В итоге Альва написала такой ответ:
«Мой друг, Вы меня не оскорбили. Мне очень льстит Ваше внимание, и, сложись обстоятельства иначе, я бы смогла на него ответить. И все же моя жизнь течет в другом направлении. Не хотелось бы ошибиться в своих догадках, но должна Вас уверить – независимо от Вашего положения мои чувства к Вам не изменятся. Как бы мне ни хотелось ответить Вам взаимностью, ситуации, которая мне позволила бы это сделать, не существует. Я не могу пожертвовать всем, чего с трудом добивалась долгие годы. В отличие от Вас, мне пришлось сражаться за свое место под солнцем, и я потеряю все, если ослаблю хватку».
Перечитывая письмо, она пыталась понять, достаточно ли тверда в том, что говорит. Альве не хотелось подавать Оливеру тщетную надежду. Она была с ним честна, а «честность – первая глава в книге мудрости», как утверждал президент Джефферсон. Он о многих вещах говорил честно, так что на его мнение можно положиться.
Отправив письмо Оливеру, Альва сложила его записку и вместе с одной из благоухающих гардений положила в книгу, которую затем поставила на самую верхнюю полку – с глаз долой.
Ночью к ней пришел Уильям. Было темно, они оба молчали. Он привычным движением поднял ее сорочку и взобрался на нее. Альва отвернулась и смотрела в сторону. Пока Уильям совершал свои обычные движения, она думала о предложении леди Си завести любовника. Салли Белмонт так и поступила. Этот акт, такой унизительный и неприятный для Альвы, должен быть совершенно иным для тех, кто чувствует страсть друг к другу – по какой еще причине женщины так стремятся иметь любовников?
Уильям закончил, но остался на ней. Он лежал молча, не шевелясь. Альва тоже не двигалась. Если бы она не чувствовала его и не слышала его дыхание, то могла бы подумать, что муж умер.
Наконец он поднялся. Альва подождала, пока он поправит одежду – обычно он делал это одним движением, а сегодня почему-то медлил. Она чувствовала – Уильям хочет ей что-то сказать, но спустя мгновение он отошел от постели и вышел из комнаты, так и не проронив ни слова.
Подобное повторилось трижды в течение следующей недели, пока Альва не выдержала и не спросила прямо:
– Вы хотите мне что-то сказать?
Она одернула сорочку и села в кровати. В комнате царила темнота.
