Наше наступление на Москву, предпринятое, чтобы отвлечь немецкие силы с юга, развивается успешно, но слишком мэдленно. По мнению Генштаба, на этом направлении наши войска не успеют достигнуть решающего успеха прежде, чем судьба Кавказа решится окончательно.

Кавказ – это не только хлеб и марганец, не только ленд-лиз из Ирана. Кавказ – это нефть, горючее, а без них воевать нэльзя. Наши запасы ограниченны и будут исчерпаны уже этой зимой. Поэтому нам уже тэпэр нужно решить, как нам быть дальше. – Тут Сталин сделал многозначительную паузу, после чего продолжил: – И может ли Советский Союз воевать дальше?

Последняя фраза взбудоражила собравшихся не на шутку. Зал, где еще недавно царила могильная тишина, заполнился гулом и шепотом голосов, шелестом бумаги и скрипом передвигаемых стульев. Предположение о возможности прекращения войны прозвучало из уст вождя впервые – до этого Сталин неизменно демонстрировал непреклонное желание сражаться во что бы то ни стало, даже в период тяжелейших поражений. Если уж сейчас даже Верховный дал слабину… Или это провокация, желание выявить не желающих продолжать войну? Тут надо хорошенько все обдумать, иначе недолго разделить судьбу предшественников, отклонившихся от генерального курса партии – времена-то сейчас тяжелые, всякое может случиться…

Сталин не вмешивался в начавшееся тихое обсуждение, демонстративно отойдя в дальний угол зала, к висящей на стене карте европейской части СССР. Пусть обсуждают что хотят – для себя он уже все решил. Но кто бы знал, как нелегко далось ему это решение! Год назад, осенью 41-го, о мире думали многие, но он решил сражаться. Победить немцев не удалось, но вождь не считал, что поступил тогда неправильно. В конце концов, зимнее контрнаступление и тяжелые летние бои под Сталинградом, Калинином и Андреаполем показали немцам, что Советский Союз еще далеко не сломлен и с ним нужно считаться при любом раскладе. А сейчас войска Калининского и Восточного фронтов всего в шаге от захвата Москвы! Теперь это уже мало что решает в военном смысле, но какой козырь на грядущих переговорах!

Вождь задумчиво окинул взглядом висящую перед ним карту. Все же гитлеровцам так и не удалось захватить всю страну, находящуюся западнее Волги, как они это намеревались сделать изначально. Все, что им удалось, – это достичь Волги в одном-единственном месте – у Сталинграда. Правда, для победы им хватит и этого. Подписывая приказ «Ни шагу назад!», он, Сталин, не кривил душой и не сгущал краски – СССР исчерпал свои ресурсы. Дальнейшее продолжение войны будет просто агонией. Даже если удастся удержать страну и армию от бунта и развала и продержаться до перехода союзничков в наступление (которое когда еще будет!), то среди победителей Союзу все равно уже не быть – англо-американцы не упустят случая добить обессиленную страну советов. К чему им делиться плодами победы, если можно избавиться от всех врагов сразу? А в том, что Англия и США – враги СССР, сомневаться не приходилось. И то, что сейчас они объединились против еще более опасного врага, ничего не значит. Стоит Германии отойти в тень, и все вернется на круги своя.

Так что заключение мира сейчас – единственный путь сохранить страну и советскую власть. Пускай для этого и придется пожертвовать многим – землями, людьми, ресурсами, приобретенными с таким трудом стратегическими позициями, но другого пути сейчас нет. Генеральный штаб однозначно дал понять: после понесенных потерь и отсечения прямых коммуникаций, ведущих на юг, армия не сможет удержать Кавказ, а без кавказской нефти не сможет организовать новое зимнее контрнаступление. Впрочем, даже если бы и смогла, вряд ли оно оказалось бы успешней прошлого – немцы наверняка учли полученные уроки, да и силы теперь слишком не равны. А значит, остаются только переговоры. И начинать нужно уже сейчас, пока армия еще сражается, а у страны есть силы на сопротивление – возможно, удастся выторговать более мягкие условия, ведь германцам эти полтора года войны тоже дались нелегко – последние бои под Москвой тому подтверждение…

А впрочем, еще неизвестно, как все сложится. Тогда, в 1918 году Брестский мир тоже казался величайшим бедствием, грозящим самому существованию молодого советского государства. Хотя почему казался? Он и был таковым. Но он не просуществовал и года, а страна советов жива до сих пор. Возможно, и новый мир с Германией продлится недолго и закончится очередным торжеством советской дипломатии? Как знать… Тут мысли Сталина слегка изменили свое направление, переметнувшись на «союзников». Вождю пришла в голову еще одна аналогия с далеким 18-м годом. Тогда немцы, посчитав свои цели на востоке достигнутыми, бросили все свои силы на запад, едва не захватив Париж и не сбросив англичан в море. Но то было в 18-м, теперь же Париж и вся Франция давно уже принадлежат немцам… Посмотрим, как «союзники» будут выбивать их оттуда. Раз уж они не торопились помочь нам, когда Красная армия, истекая кровью, пыталась остановить нашествие гитлеровских полчищ, то пускай теперь воюют в Европе сами, не рассчитывая на отвлечение немецких войск на восток!

Как там говорил этот американский сенатор? Трумэн, кажется. «Если мы увидим, что войну выигрывает Германия, нам следует помогать России, если будет выигрывать Россия, нам следует помогать Германии. И пусть они как можно больше убивают друг друга, хотя мне не хочется ни при каких условиях видеть Гитлера в победителях»[42]. Видеть Гитлера победителем, конечно же, не хочется, но и США с Великобританией не многим лучше. Что ж, теперь настал черед СССР постоять в стороне. Сталин злорадно усмехнулся – вот мы и понаблюдаем, кто выйдет победителем и выйдет ли вообще. Вот тогда и посмотрим, как долго продержится новый «Брестский мир». Придя к такому утешительному выводу, вождь выбил давно погасшую трубку и повернулся к столу с сидящими за ним членами политбюро – пора переходить от слов к делу.

Кстати, заодно надо подумать и о грядущих кадровых перестановках. Как бы то ни было, страна оказалась в весьма незавидном положении, и случилось это по вине вполне конкретных людей, ответственных за сложившуюся ситуацию…

* * *

В отличие от вождя мирового пролетариата Ганс проблем с поиском виноватых не испытывал – все и так было ясно как божий день. А ведь как все замечательно складывалось, и на тебе – испортили настроение, сволочи!

После окончания сталинградских боев, стоивших роте Ганса на удивление дешево (всего одна поврежденная самоходка, отправленная на завод в долгосрочный ремонт, и пятеро убитых и раненых, в том числе двое из экипажа подбитого «Мардера»), «Тотенкопф» вывели в резерв и дали целых две недели на отдых и приведение себя в порядок. За это время Ганса и всех остальных ветеранов зимних боев наградили медалями «За зимнюю кампанию», уже успевшими получить среди солдат меткое прозвище «мороженное мясо» за багрово-красный цвет ленточки и обстоятельства, при которых эти медали зарабатывались. Также в роту прибыло долгожданное пополнение – 4 новенькие самоходки и 22 человека личного состава, среди которых был и тезка Нойнера – Ганс Бринкманн, переваривший таки последствия воспаления собственного аппендикса и готовый, наконец, приступить к выполнению обязанностей взводного. Поэтому, когда 11 августа Ганса вызвали в штаб противотанкового дивизиона, его рота была укомплектована людьми и техникой на 100#. Впрочем, это не было каким-то исключением, солидные пополнения людьми и техникой получили и все остальные части дивизии. Так что, несмотря на два месяца непрерывных боев, к середине августа «Тотенкопф» была довольно-таки неплохо укомплектована, хотя и не дотягивала до того уровня, что был достигнут перед началом операции «Блау».