Роман завершается окончательным поражением двух завистников. Но комиссар и его мир подвергнуты такому безжалостному разоблачению, что Олеша, которому выход романа принес известность, смог очень недолго наслаждаться своей популярностью. Вскоре он стал мишенью кампании в прессе, несомненно, отчасти из-за того, что в официальных коммунистических кругах его воспринимали как социального критика, представляющего опасность для режима.

Олеша несколько раз признавал, что персонаж Кавалерова автобиографичен. Он отождествлял себя с ним; и нападки критиков на пошлую и вульгарную натуру его героя нанесли ему глубокую личную рану[218]. Сходство между автором и молодым человеком из романа очевидно. Олеша родился в дореволюционной России в семье чиновника и провел свою юность в благополучной атмосфере семьи среднего класса. Он пишет, что он ценил мир частной собственности, и это ясно видно также из любовно выписанных картин быта в его мемуарах[219]. Первые 10 лет существования коммунистической России пришлись на его взросление, от 19 до 28 лет. В это время он зарабатывал журналистикой. Нетрудно представить себе, каким ему казался мир партийных боссов нового стиля в России 1925 г. Его ненависть и зависть изложены на бумаге, и у него хватило мужества выбрать в качестве названия единственное слово – «зависть». Его роман, возможно, неожиданно для самого автора, привлек всеобщее внимание.

Зависть и комиссар

Сюжет романа прост. Комиссар подбирает Кавалерова, которого выкинули из пивной после драки, и позволяет ему поселиться в своей вызывающе великолепной квартире. Кавалеров наблюдает за профессиональной и личной жизнью своего благодетеля и истолковывает свои наблюдения так, чтобы они обостряли его ненависть и зависть к нему. Постепенно он понимает, что просто заполняет в жизни и в квартире комиссара временную лакуну, возникшую из-за того, что другой молодой человек, Макаров, который постоянно живет в этой квартире и к которому коммисар относится «как к сыну», уехал погостить в Муром к отцу. Во время своего короткого пребывания у комиссара Кавалеров также знакомится с его дочерью Валей, девушкой Макарова.

В повести «Билли Бадд» Герман Мелвилл осторожно ведет читателя к метафизике и глубинной психологии зависти, полностью осознавая проблемы, связанные с обычным нежеланием людей признавать это чувство. Это общее отвращение к зависти, возможно, связано с особенностями англосаксонской культуры. Олеша, наоборот, пишет о зависти как о приемлемом явлении. Если не учитывать название, то сам завистник начинает использовать термин «зависть» почти в конце всей истории, когда он понимает, что его язвительное прощальное письмо к благодетелю тот сочтет завистливым[220]. Однако Олеша нигде даже не намекает на ту ужасную, жуткую роль зависти в жизни людей, которая так захватила мысль Мелвилла.

Не следует удивляться тому, что этот разоблачительный портрет зависти не вызвал возражений у советских литературных критиков, – ведь со времени Октябрьской революции не прошло и 10 лет. Олеша вводит чувство зависти там, где проходит граница между поколениями. Старые, пережившие свое время декаденты, представители дореволюционной России завидуют новому, советскому человеку, динамичному, полному энергии комиссару. Из-за чего, в таком случае, шум? С угасанием этого поколения проблема зависти должна тоже исчезнуть из коммунистической действительности. Хотя Олеша, вероятно, знал, что зависть, а также связанные с ней эмоциональные состояния и мнения, которые он так точно описал, являются частью врожденного багажа человека и будут оказывать разрушительное влияние в том числе и на общества, зависящие от утопического состояния всеобщего равенства, которое должно со временем наступить. Намеков на это в его романе нет.

Олеша описывает столкновение между завистником и тем, кому он завидует, как лишенное какого-либо оттенка трагедии, так как «герой» уже был охвачен завистью и уже осознавал собственное бессилие перед лицом нового общества до того, как встретил комиссара. Его зависть к образу жизни комиссара, проанализированная в романе, не меняет его характер. В конце истории он оказывается там же, где и в ее начале, – в сточной канаве.

Замечательно, однако, следующее: даже движимый ненавистью, одержимый нереальными амбициями никчемный Кавалеров не может вынести мысли, что комиссар увидит в его письме выражение зависти и отнесется к нему с презрением. Ему стыдно, что в нем узнают завистника, ведь он понимает, что в этом случае его гневное письмо не окажет никакого влияния на адресата. Поэтому он радуется, когда ему кажется, что он получил свое письмо обратно, хотя на самом деле, как выясняется, у него в кармане совсем другое письмо.

В России спустя 10 лет после революции писатель, заведомо испытывающий рессентимент по отношению к тем, кто добился успеха, считает само собой разумеющимся, что зависть, если о ней узнают, – это что-то такое, чего следует стыдиться, и что завистник понимает собственное бессилие. По сути это не отличается от того, что чувствовали люди во всем мире и во все времена.

Однако после окончания Второй мировой войны родилась потрясающая новая «мораль», согласно которой в завистливых людях нет ничего особенно дурного. Все меньше и меньше индивидов и групп стыдятся своей зависти; вместо этого они утверждают, что ее присутствие в их характерах является аксиомой, доказывающей существование «социальной несправедливости», которая должна быть устранена к их выгоде. Внезапно стало возможным сказать: «Я завидую тебе. Отдай мне то, что у тебя есть» – и не потерять при этом лица и доверия общественности. В этом смысле можно говорить об эпохе зависти.

«Меня не любят вещи»

Некоторые из фрагментов романа Олеши очень познавательны с точки зрения феноменологии зависти. Кавалеров чувствует, что вещи этого мира не любят его. Он постоянно сообщает о враждебности к нему вещей и завидует тем, с кем они сотрудничают. «Меня не любят вещи. Мебель норовит подставить мне ножку. …Суп, поданный мне, никогда не остывает». И по контрасту – «вещи любят» комиссара»[221].

Из характеров других литературных персонажей, а также из клинических исследований ясно видно, что человек, мучимый завистью, чувствует, что его материальное окружение преследует его. И как можно продемонстрировать на примере примитивного человека, скажем островитянина из народа добу или индейца навахо, непосредственно возбуждает его зависть то, что, как он полагает, вещи всегда его обманывают, в то время как к другому его материальное окружение благосклонно.

Постепенно Кавалеров начинает осознавать природу своих чувств к комиссару, которого он часто называет «колбасником» или «заведующим жраньем»: «В чем же дело? Я уважаю его? Боюсь его? Нет. Я считаю, что я не хуже, чем он. Я не обыватель. Я докажу это»[222]. Только гораздо позже, во второй половине книги, когда рассказчиком