Зависть и равенство в Утопии

Поведение по отношению друг к другу всех членов этого общества, живущих под властью вездесущего диктатора (похожего на оруэлловского «Большого Брата» из «1984»), которого следует называть исключительно «наш дорогой диктатор», определяется двумя ценностями: одна из них позитивная, это равенство, «хорошее Р», а другая – негативная, это зависть, «злая З». Во всех случаях, когда упоминаются эти термины, слушающий и говорящий должны в момент упоминания или немедленно после совершить определенный ритуал: слово «равенство» требует изящного реверанса, а слово «зависть» – презрительного плевка. Понятно, что люди стараются избегать этих терминов и используют либо иносказания, либо аббревиатуры.

В любом случае зависть, «злая З» – это самое табуированное и презираемое слово в языке. Но – и это свидетельство глубокой проницательности Хартли – это презрение направлено не на зависть и не на завистника; напротив, вся тяжесть официального неодобрения в этом обществе падает на тех, кто тем или иным образом стал достойным зависти других; самая высокая ценность – это избегание зависти. В своей сатире Хартли делает логический вывод из тех тенденций нашего века, которые стали особенно ярко проявляться после Второй мировой войны и о которых я постоянно говорю в этой книге, а именно: из странного стремления легитимизировать завистливого человека и его зависть, придав им статус абсолюта, так чтобы любой человек, способный вызвать зависть, рассматривался как антисоциальный или криминальный элемент и чтобы отношение к нему было соответствующим.

В отличие от всех существовавших ранее обществ, которые развивались естественным путем, и, более того, в отличие от всех человеческих обществ, от которых можно ожидать устойчивости, в романе показано общество, где стыдиться должен не завистливый человек, «обезоруженный» посредством норм социального контроля, а человек, которому завидуют. Официальное уважение к завистливому человеку настолько извратило все ценности, что только полная деиндивидуализация каждого человека во имя равенства может получить одобрение Инспекторов (которые, естественно, подчиняются несколько иным законам, чем обычные граждане).

Управлять таким обществом непросто. Так, с предвоенных времен еще сохранилось какое-то количество автомобилей, и существуют граждане (их поведение официально порицается), чьи сердца все еще желают таких реакционных, индивидуалистических и возбуждающих зависть удовольствий, как удовольствие прокатиться на машине. Само собой разумеется, никому не позволено самому водить личный автомобиль; однако государство регулярно организует групповые автобусные поездки по окрестностям, чтобы частично удовлетворить аппетиты эксцентриков. Несмотря на то что участие в такой поездке возбуждает подозрения, а оплачивать нужно не только билет, но еще и штраф, эти путешествия становятся все более и более популярными и привлекают все больше людей. Это очень не нравится диктатору. Он не осмеливается немедленно положить конец государственным экскурсиям, но он увещевает людей, указывая на то, что радости поездки на автобусе – это проявление нонконформизма, они вызывают зависть и свидетельствуют о неверной идеологической установке; затем он объявляет, что один автобус из каждых шести будет попадать в организованную государством катастрофу: никто не будет знать, какой это автобус, но в результате государственных ДТП всегда будут убитые и раненые. Вопреки всем ожиданиям, этот налог на роскошь нового типа не производит ожидаемого эффекта.

Некоторое время спустя диктатор увеличивает норму обязательных катастроф. К его ужасу, от этого число его подданных, желающих принять участие в поездках, только увеличивается.

Джаэль – главная героиня романа. Вначале ее нонконформизм состоит в том, что она отказывается понимать, почему те люди, которые лучше выглядят или умнее других, должны подвергать себя деиндивидуализации, чтобы удовлетворить зависть других людей. Во время одной из поездок на автобусе она нарушает социальное табу (никто не должен смотреть вверх), вовлекая участников экскурсии в хоровод у подножия разрушенной башни, во время танца все они, разумеется, радостно смотрят на верх. На обратном пути их автобус попадает в организованную государством катастрофу. В госпитале, пока она без сознания, ей делают пластическую операцию и превращают ее лицо в лицо беты. Она узнает об этом, только когда выходит из госпиталя. Поздравления и комплименты других бет приводят ее в ярость. Благодаря помощи личного врача диктатора, которого она шантажирует, Джаэль получает возможность публиковать статьи, где требование равенства доводится до абсурда. В числе мишеней для зависти граждан она перечисляет родинку в форме сердца, которая есть у одного из них на боку, под сердцем. (Джаэль знает, что такая родинка есть у диктатора, которого она – ошибочно – считает мужчиной.) Подстрекаемые ей мужчины начинают требовать друг от друга обнажить грудь. Общество постепенно скатывается в анархию. Уставший от всего этого диктатор (выясняется наконец, что это старая женщина, что объясняет ее зависть к привлекательным женским лицам и их преследование законом) отрекается от власти и, умирая, передает ее Джаэль.

Внимательное чтение романа позволяет составить каталог всех тех человеческих качеств, с которыми должны иметь дело социальные инженеры, чья политика привела к такому выравниванию, что единственной оставшейся причиной дискомфорта являются физические или интеллектуальные различия между отдельными гражданами. Джаэль, обладательнице «альфа-лица», официально сообщают, что все жалобы, поступившие на нее в Министерство лицевого равенства, исходили от лиц одного с ней пола. «Одна женщина жаловалась, что не спала несколько ночей, думая о моих ресницах. Она писала, что чувствует, как они вонзаются в нее»[230].

К несчастью, среди обладателей «бета-лиц» также были снобы – те, кто родился с «бета-лицами», считали себя выше тех людей, которые получили лицо среднего человека в результате пластической операции. Брат Джаэль, образцовый чиновник режима (Хартли намекает, что его действия до некоторой степени мотивированы братской ревностью, несмотря на то что он и Джаэль – сироты), осуждает отказ сестры расстаться со своим «альфа-лицом». Когда она заявляет, что это, в конце концов, ее собственное лицо, он фыркает: «У тебя нет права ни на что, что может вызвать Зависть в сердце собрата-преступника»[231]. На это Джаэль отвечает, что красивое лицо можно считать источником радости для других. Ее брат говорит, что, напротив, ей следует подумать о зависти тех, кого раздражает то, что людям нравится ее лицо, а не их и т. п.

Даже когда диктатор объявляет об обязательных катастрофах для увеселительных автобусных поездок и вокруг них возникает ажиотаж, те, кто не успел заказать билеты, возмущаются тем, что не каждый может получить удовольствие, испытав этот новый риск, и это несправедливо и противоречит принципу равенства.

В этом утопическом обществе есть только два типа людей: те, кто произошел от своих родителей естественным путем, и государственные младенцы. Однако семьи с детьми не вызывают уважения, поскольку наличие детей дает им подозрительное чувство индивидуальности[232]. Запрещено также использовать