У него, как и у всех нас, после попадания, сначала пересиливал страх, но потом, именно у него он был сразу же вытеснен зашкаливающей дозой адреналина и азарта. Степан, вообще по жизни крайне азартен. И сейчас именно азарт боя захлестнул моего наводчика. Азарт и кураж. Он настоящий наводчик. Говорят наводчика выучить легко, месяц и вроде бы готов к бою. Но это не так, неправда, наводчиком может быть только настоящий мужик, со стальными яйцами! Ведь от него требуется: во-первых, крепчайшие нервы, быстрота, аккуратность, и сверху все должно быть покрыто хладнокровием. А хладнокровие без смелости, храбрости не бывает. Рядом могут рваться снаряды, которые качают танк, барабанить по броне пули и осколки, отлетать окалина брони в лицо, умирать и истекать кровью рядом друзья, а ты все равно ведешь аккуратненько через прицел цель и стреляешь. И всеми этими качествами сполна обладал Степка Логинов.

А немецкие танки ползли и ползли из леса.

— Пятнадцать… девятнадцать… — Колька считал их, а они все ползли, и казалось, не будет им конца.

— Тихонов!!! Твою мать! Отставить счет!

— Да что же командир? — тревожно воскликнул мой механик. — Ведь пройдут… двадцать два…

Я слышал, что работает поворотный механизм башни, понимал, что Логинов держит на прицеле головной танк. «А ведь еще немного и того… Надо начинать… Вон еще один ползет...»

— Степан «товсь»! — мне отчего-то нравилось это флотское словечко, похожее на щелчок кнута.

— Есть «товсь»!

— Пли!!! — выдавил я из себя свистящим голосом короткую команду.

Мне почему-то показалось, что Степан произвел выстрел, не дожидаясь когда закончится слово.

От выстрела меня немножко качнуло на сиденье, в то же мгновенье через прибор я увидел, как из бока переднего вражеского танка вспучился комок огня и дыма, танк крутануло, он развернулся навстречу своим же машинам, закивал длинным пушечным стволом, будто выбирая цель, но не выстрелив, замер как при параличе…

— Й-е-е-сс!!! — Радостно заорал я, согнув в локте правую руку.

И тут же открыла огонь пехота, четко доносилось звонкое тявканье противотанковых пушек, прорезался гулкое уханье нашего «Зверобоя» и еще какие-то резкие, частые хлопки выстрелов, наверное трофейной автоматической пушки. И тут же усилился навесной огонь немецкой артиллерии. Пехотные окопы и позиции наших артиллеристов скрылись в разрывах.

Следующий за головным, танк начал, не сбавляя скорости, обходить подбитую машину, но правая его гусеница провалилась в топкий грунт и машина завалилась набок, градусов на тридцать. Меня опять чуть качнуло, и под этим, вторым вражеским танком вздыбилась земля, он еще больше накренился, задрал ствол в небо, замер и запылал, как и первый, жирным, густым дымом. Теперь дорога была наглухо закупорена. «Ага! — с веселой злостью подумал я. — Сейчас в хвост колонны…» И, будто подчиняясь моим мыслям, Колька Тихонов прокричал срывающимся голосом в моем шлемофоне:

— Степа! Крестатый вон раком пятится! Уйдет гад!!!

— Что ж, раком-то оно им так и определено природой, — услышал я в шлемофоне спокойный бас Степана. — Паша! Япона мать чего копаешься?

Медленно крутя маховичками, Степан сопровождал последний танк, который заехал на гравийку, по привычке комментируя свои действия: "Шестьсот… пятьсот пятьдесят. Пора!" — Выстрел!

Уже в третий раз, ударила пушка, откат, лязг затвора, вылет гильзы, но немец в это время полускрылся в низине, фонтан разрыва поднялся за ним, переворачивая бронетранспортер. "Мимо!" — спокойно, без малейшей эмоции прозвучал голос Степана в шлемофоне.

Тем не менее, этот танк остановился, заполыхал бронетранспортер, из остальных начали высыпаться немцы, сразу же прячась за броню танков.

— Так, так плавненько, — вполголоса, почти про себя звучит голос Логинова. — Выстрел! — сноп искр брызнул от башни танка. И задний немецкий танк перестал пятиться, будто раздумал, но развернул орудие в сторону нашего холма и выстрелил. Через секунду его снаряд ухнул где-то в стороне.

— Не видит, а плюется, — на высокой ноте почти крикнул Колька.

— Это хорошо, если не видит…

Пока Степан выцеливал еще один танк в хвосте колонны, я высматривал для него следующую жертву. Серега Жарких мне как-то рассказывал, что командир этого танка впервые в мире получил систему автоматического целеуказания наводчику, вот сейчас и проверим это в бою. «Ага, вот это пожалуй подходит…» Я увеличил кратность на моем ТПК-1 ( командирский перископический, стереоскопический прибор ТПК-1 имеющий переменную 1х–5х кратность увеличения ), картинка приблизилась и я рассмотрел поручневую антенну на крыше МТО одного из танков, который был в стороне от остальных машин. Сейчас… только Степка надежно закупорит выход...

От четвертого снаряда вспыхнул очередной, предпоследний танк противника, в один момент окутавшись пламенем, как стог пересохшего сена. «Вот паразит, до чего же знает свое дело!» — с невольным восхищением подумал о Степане, молчаливом человеке, неповоротливом каком-то, неловком, ходившем по земле обычно так, будто ему было тесно на ней… И предупредив наводчика нажал на кнопку системы автоматизированного целеуказания ТАЭН-1. Башня быстро и плавно, автоматически повернулась в ту сторону где был немецкий командирский танк, буквально через секунду он оказывалась в поле зрения прицела наводчика. А еще через пару секунд прозвучал новый выстрел, который просто развалил командирскую машину немцев.

— Степа, ты давай пока сам, как тебе удобно, а я поищу еще что-то командирское…

— Понял, командир!

Дважды я внимательно обшарил поле боя, но ничего похожего на командирскую машину с рамочной антенной не обнаружил. Зато обратил внимание на то, как хаотично двигалась перед нами немецкая техника. Немцы что называется «плясали». Ихним танкам нельзя было двинуться ни взад, ни вперед. С обоих концов дорога был наглухо закупорена. Две или три машины попробовали было развернуться и обойти горевшие танки по обочине, но тут же либо попятились назад, если успевали сообразить про топкое место, на дорогу, либо вставали в трясине бортами к нам.

Сначала немцы никак не могли определить, откуда же их машины расстреливают почти в упор, настолько хорошо мы замаскировались. Они вертели в разные стороны стволами, щедро лупили в каждое подозрительное место, иногда и не по одному разу.

— Поворачивайся, Степа! — хрипел в ТПУ я, тяжело дыша. — Вон второй слева на нас наводит! Наверное, засек…

Хоть наша башня и имела по кругу двести миллиметров брони, и мой мозг понимал, что пробитие невозможно, но сердце трепетало от мысли, что ударит болванка и... как в песне про танкистов.

Второй справа, о котором я сказал Степке