после первого же выстрела окутался, как паром, белым облаком, а потом из него повалил черный дым, и немцы как тараканы полезли из люков.

Наше орудие раз за разом, стреляло и стреляло. Тихонов сперва вслух считал выстрелы, а потом видимо со счета сбился и замолчал. Не отставали от нас и самоходчики, а «сорокчетверка», та и вовсе била в очень высоком темпе, несмотря на то, активно перемещалась за линией окопов.

Неожиданно по броне оглушительно громыхнуло, со звоном, который так запел в ушах, что казалось какое-то сверло работает по твоему черепу. И еще не затих в голове первый звон, как в броню ударил еще один снаряд, порвав кажется, перепонки, а в щель приоткртого люка влетел осколок, ударился где-то сбоку в броню и упал мне на колени, доведя меня до полного охренения.

Машинально я взял маленький, но тяжелый и острый осколок железа. Он был горячим, и обжигал пальцы. Засунув его в карман комбеза, от греха закрыл люк. И сразу стало душно.

— Засекли, сволочи! — прокричал Логинов будто издалека. — Паша, как ты там?

— Уже не Паша, Игорь, — отозвался второй наш заряжающий, которого мы в первый день встретили на станции.

За его неимоверную силу и небольшой рост, мы посовещавшись взяли его напарником к нашему старому знакомому реконструктору и бодибилдеру Паше Прохорову, который легко вписался в наш давно спаянный экипаж, не только своей силой, но и умом, оказавшись очень толковым механиком. После нескольких поездок с нами на танкодром, он на компе сделал чертежи досылателя по принципу как в «Гвоздике», что очень сильно облегчало работу заряжающего. Вот и сейчас, что бы не терять темпа в стрельбе, они после определенного количества выстрелом моментально поменялись через аварийный люк. Туда же выбрасывали стрелянные гильзы, чтобы легче было дышать.

— Все при деле, только Тихонов у нас отдыхает, у него выходной! Итить твою... Сколько же мы, командир уже фрицев нащелкали?

— Если честно Степа — сбился… Вижу что один БК подходит к концу... Семнадцать, что ли... Или восемнадцать?

— Двадцать один! Понял? Очко! — что есть силы заорал Логинов.

— Степа, я только до десяти считать умею. Сейчас попробуем двадцать второй… А черт, ни хрена не видно!

Действительно, от горящих на дороге танков шел густой дым, плотно закрыв вражеские машины. Это лишало видимости и немецких артиллеристов, но их танковые орудия били наугад, сквозь дым и вокруг нас все время ухали взрывы, по броне стучали комья земли и осколки.

Совершенно неожиданно над дорогой, поверх дымных плотных слоев, пропоров их срузу в нескольких местах, взлетели огненные клинья, и земля дрогнула. Потом она дрогнула еще раз. Это рвались от собственных снарядов вражеские танки.

И вдруг, наш ИС укрытый в капонире мощно подбросило. Меня, этой неведомой силой сорвало с сиденья, и больно ударило правым плечом броню башни. Логинов упал вниз на боеукладку, и уже на него упал заражающий. Одновременно на них посыпались из гнезд пулеметные магазины, вещевые мешки… Тихонов каким то образом оказался под собственным сиденьем. В общем досталось всем, кроме наверное второго заряжающего в щели под танком, и то не факт. Один из нас вытащил Степку, по виску которого текла струйка крови, и начал его трусить.

— Степан?! А, Степан???

— Ну? — произнес он не открывая глаза.

— Ты как, живой?

— Не дождетесь… Только блин глаза сильно щиплет.

Тихонов и я, потирая ушибленные места и матерясь в полголоса устроились на своих местах.

— Бомбой это нас… Чуть не прямое попадание, — зло процедил Степан, вытирая мокрое и черное лицо. — Случайно, может?

— Угу... Случайно!!! С каких х##в ты так думаешь? Авианаводчики вызвали самолеты именно по нашу душу! Что ты как маленький? — и в этом месте пошел непереводимый народный фольклор. — Какого хера вы так начадили тут?

В танке действительно было сизо от дыма и гари, но Степан, не был бы Степаном, если бы стерпел плохое командирское настроение: Так вы ж сами люк прикрыли когда на коленки осколочек упал... Да и к пушке вон не притронуться, аж краска отстала…

Только он это сказал, как в башню снова ударил снаряд, и броневая окалина брызнула нам с ним в лицо. И если я, отводя душу загнул один из батиных боцманских загибов, то Степка только пробурчал добродушно, будто осуждая ребячье озорство:

— От бисовы диты…

— Ну, все по местам. Ты как, Коля?

— Ничего, — ответил тот, взбираясь на свое водительское место.

И несмотря на то, что раз за разом, сотрясая землю, рвались бомбы то совсем почти рядом, то чуть подальше, мы приникли к оптике и продолжали выискивать цели. После очередного разрыва бомбы Логинов со злостью произнес:

— Весь курган разроют, мешаем им мы, сильно мешаем! — И почти крикнул мне: — Что там наши-то? Какая обстановка, попробуй связаться… Скажи, что двадцать три танка подбили…

Из-за этих разговоров я наверное и прощелкал атаку последней «штуки»! Как она подобралась? Может из-за шума мотора танка, может он двигатель сука выключил... Но напоследок, нас тряхнуло особенно сильно. И как-то почти не слышно для наших измученных ушей прозвучал так нам уже знакомый звук пушки Т-44, и через секунд пять-шесть снова взрыв и тишина... И после этого мгновенно прекратились взрывы бомб. Танковые орудия противника били теперь редко, из чуть более полусотни вражеских машин, стреляли только три, край четыре, остальные горели или просто молчали, покинутые экипажами.

Фрагмент 22

Чуть приоткрыв люк, я осмотрелся одним глазком. Лунный пейзаж, метрах в тридцати горела «Штука», воткнувшись в землю по самую кабину и переломанным хвостом. А совсем рядом, из огромной воронки торчал ствол «сорокчетверки», самого танка видно не было, только с нагрузкой ревели пара танковых моторов — БТС вытаскивал из очень глубокой воронки Т-44. Подойдя ближе, рассмотрел вблизи как с помощью трех полиспастов, опустив упор медленно, но уверенно идет вверх корма танка. Тут же стоял и наводчик Т-44.

— Как это ты умудрился земеля?

— Как первая бомба ахнула, я сразу сюда, да не расчитал сгоряча. Сильно глубоко... а с другой стороны взрывнаяволна сверху проходит, да склон не такой крутой, легче целится.

— Ты у нас штатным зенитчиком стал.

— Почему зенитчиком? Танки сегодня бил не хуже других!

— И чем, у тебя же одна шрапнель? Сам говорил, там у мостов...

— Тут