– Нет, – покачал головой Марк Проб. – Ты думаешь, что…

– Я ничего не думаю, – поспешно оборвал его престарелый диктатор.

И тут огромный желтовато-коричневый ствол повис над дорогой. Марк не успел даже крикнуть: берегись. Водитель затормозил. Но было поздно. Ствол изогнулся, длинные чёрные щупальца протянулись к горлу старика, обвились вокруг его шеи и вырвали слабое тело из машины. Марк заворожённо смотрел, как чёрные гибкие «пальцы» оплетают худую вздрагивающую спину, кольцами свиваются вокруг шеи. В следующее мгновение, опомнившись, центурион выхватил меч. И тут же увидел, что щупальца тянутся к нему, ползут, закручиваясь усиками гигантского гороха. Марк рубанул наугад, чёрная липкая жидкость с шипением брызнула на дорогу, на обитые пурпуром сиденья авто. Тонко вскрикнул водитель, борясь с неведомой тварью. Марк увидел тело деда, поднятое над вершиною пинии. Старый диктатор ещё был жив. Его выпученные бесцветные глаза смотрели на Марка и умоляли: спаси. Раскрытый рот с бледными дёснами и белый лоскут языка… И вдруг рот наполнился вишнёво-красным. Марк принялся рубить уже не по щупальцам, а по толстому, похожему на могучее древо телу неведомой твари. Клинок оставлял на туловище глубокие раны, и из них, шипя, выливалась чёрная густая жидкость. Тварь перекручивалась кольцами и отползала, и наконец Марк увидел голову – подлинно человеческую крошечную голову с маленькими голубыми глазками. Голова смотрела на центуриона немигающим взглядом, и изо рта по подбородку с редкой белесой бородёнкой стекала все та же чёрная жидкость. Эта уродливая человеческая голова ужаснула центуриона куда больше, чем огромное змеевидное туловище, что свисало с акведука. Марк ударил ещё раз с такой яростью, что едва не перерубил монстра пополам. Во всяком случае что-то важное удар повредил. Взметнувшаяся до самой вершины пинии голова внезапно рухнула вниз, щупальца опали, как завядшие под палящим солнцем срезанные сорняки. Тварь выронила тело диктатора и замерла. Вернее, замерла одна её верхняя половина, а вторая отчаянно извивалась, дёргалась, хватала змеевидными отростками все подряд. Из глубоких ран продолжала хлестать вонючая жидкость.

Но Марк уже не обращал внимания на тварь. Он бросился к деду. Тот лежал, оплетённый чёрными мёртвыми отростками, и не шевелился. Шея его была неестественно вывернута, глаза открыты и неподвижны. Рот был полон крови. Марк присел на корточки рядом с дедом и заплакал. Он не замечал, что на его коже, там, куда попали чёрные капли, вспухают огромные волдыри. Вскоре все тело Марка было покрыто ими. Когда к месту трагедии прибыла машина «скорой», центурион потерял сознание.

– Нападение гения-монстра на Макция Проба не может быть случайностью.

Кто-то натравил чудовище на диктатора. В этом почти не приходится сомневаться.

К сожалению, единственный свидетель Марк Проб пока не может дать показаний. Префект римских вигилов Курций отказался комментировать это убийство, – сообщила Верония Нонниан, ведущая заседание сената. – Но как бы то ни было, мы должны избрать нового диктатора.

В первую минуту никто из старейших сенаторов или консуляров не пожелал высказаться. Слово взял Луций Галл.

– Отцы-сенаторы, подумайте хорошенько!

Вы собираетесь опять предоставить власть старику. Невероятно! Мы будем избирать диктатора каждый месяц или каждый год. Эта чехарда погубит Рим. Мы должны вручить власть сильному, мудрому и дальновидному политику, пока Постум ещё ребёнок.

– Лучше передать часть полномочий диктатора первому консулу, в том числе право подписывать бумаги за императора, – предложил сенатор Помпоний Секунд. – Тогда Риму не понадобится никого избирать.

– В этом случае мы меняем конституцию! – запротестовала Верония Нонниан. —

Это недопустимо. Власть консула – одно. Власть императора – совсем другое.

Император – главнокомандующий.

– Но Постум не может командовать войсками, – справедливо заметил Помпоний Секунд.

– А я предлагаю избрать Бенита, – заявил Луций Галл. – Лучшую кандидатуру просто не найти!. Он молод. Он может занимать эту должность все двадцать лет. У нас не будет хлопот. К тому же он родственник Императора, хотя и не связан кровными узами с ним. Трудно представить более подходящую кандидатуру. Вспомните, как он одним ударом подавил мятеж гениев. В наше смутное время нам нужен молодой энергичный правитель.

– Спору нет, Бенит талантлив и энергичен. Но средства, к которым он прибегает, весьма сомнительны, – сухо заметила Верония. – Я категорически против. Мы решили назначать сенаторов по старшинству. Выходит, что диктатором должен быть назначен Флакк.

В курии сделалось тихо. Если Макция Проба избрали практически единогласно, то Флакка большинство недолюбливали, его не поддерживала даже собственная партия оптиматов, авентинцы приходили в ярость при одном звуке его имени. Да и консул Силан его терпеть не мог.

– Скорее пегая свинья станет диктатором, – донеслось с заднего ряда.

Сдавленный смех прокатился по рядам.

– Пусть выскажется Бенит, – предложил Луций Галл, прыская в кулак.

Бенит поднялся. Обвёл присутствующих тяжёлым взглядом. И вдруг улыбнулся – радостно, открыто. И всех обворожила его улыбка. Даже Верония в ответ невольно улыбнулась. Хотя до этого хмурилась и строго поглядывала на сенаторов.

– Власть принадлежит Постуму Августу. Никто в Риме не может её отнять у императора. Так что должность диктатора чисто номинальная, – сообщил Бенит прописные истины. Его слушали внимательно, будто он излагал волю богов. Всем вдруг понравились и его голос, и его тяжёлый взгляд, и даже его несолидный вид.

– Гений, где мой гений, почему не подскажет, что делать, – прошептала Верония Нонниан.

– Если Бенит получит власть, он её никогда не отдаст, – заявил Секунд и накрыл голову тогой в знак протеста.

– Нам нужен сильный правитель! – воскликнул Луций Галл.

– Сенаторы, вы сошли с ума, – сказал кто-то тихо. – Вы хотите погубить Рим. Неужели вы разучились думать, неужели разучились смотреть в будущее?

Все обернулись в сторону говорящего. Он сидел на пустующем месте Макция Проба. Но это был не Макций Проб. Голова его была прикрыта тогой. А тога… О боги! Тога была пурпурной. Никто не видел, как этот человек вошёл в курию. Постум, сидящий на своём курульном стульчике, украшенном слоновой костью и золотом, обряженный в пурпурную крошечную тогу, захныкал. Неизвестный откинул полу тоги со лба. И сенаторы узнали Элия. Все замерли. Но никто не мог не узнать покойного Цезаря – его бледное лицо с тонким носом и удлинёнными серыми глазами. Усмешка, что прежде таилась в уголках рта, исчезла – губы были печально изогнуты, будто Элий оплакивал неразумный сенат. Призрак Цезаря переводил взгляд с одного сенатора на другого и осуждающе качал головой.

Всем стало не по себе.

– Это гений, гений Элия, Гэл, – сказал кто-то.

Луций Галл подбежал и всадил стило в запястье гостя, ожидая, что прольётся кровь с платиновым ореолом. Но кровь не пролилась. Да и само стило прошло сквозь руку Элия, как сквозь воздух. А призрак Элия стал таять, и вскоре место Макция Проба вновь опустело.