– Элий против, чтобы его сына опекал Бенит, – сказала Верония Нонниан.

Постум расплакался в голос.

– Император описался, – хихикнул Луций Галл. – Это его подпись.

* * *

Элий проснулся. Поезд однообразно гремел колёсами на стыках. За окном мелькнуло море и скрылось за поросшей соснами горой. Напротив на скамье, подложив под голову сумешку, спал Корд. Запястье, в которое во сне сенатор Галл вонзил стило, болело. Странная слабость охватила Элия. Никогда прежде он не видел столь явственных снов – только что он присутствовал на заседании сената. Сенаторы хотели вручить диктаторскую власть Бениту. Элий им помешал. Заседание закрыли. Но надолго ли? Ведь он не образумил их, а только напугал. Вскоре страх пройдёт. И что будет тогда? О боги, что же тогда будет?!

– Либерта Победительница, бодрствуй над нами! – едва слышно прошептал Элий.

Корд спал, голова его моталась из стороны в сторону. Поезд повернул, огибая очередную гору, солнечный луч упал Корду на лицо. Тот пробормотал невнятное, заворочался и крикнул: «Падаем!»

Поезд нырнул в туннель, и стало темно.

Дракон делал вид, что стережёт сад, а на самом деле дрых самым бессовестным образом. Дракона звали Ладон. Люди говорили, что Геркулес его прикончил. Враньё. Жив-здоров. Развалился, заняв всю дорогу, и храпит. Жёлто-зелёная кожа от старости покрылась наростами и складками, а бока сделались зеленовато-лимонными, как у лягушки. Постарел и растолстел дракон, как и его хозяева – боги. Стены вокруг сада высокие. Но не слишком. Вполне нормальные стены. Замшелые. Тут и человеку нетрудно перелезть, не то что богу. Да и сад так разросся, что ветви перевешиваются через ограду. Исключительно из почтения к богам сюда никто не лазает. К тому же яблоки эти вовсе не молодильные. Ничтожный Эврисфей вернул яблоки, едва получил их от Геркулеса. Вполне понятный поступок – плоды сии божественные, людям они без надобности. И молодость никому вернуть не могут. Даже богам. Иначе бы Юнона не красила волосы в такой ужасный рыжий цвет, а скушала бы яблочко и омолодилась. Яблоки эти – божественные скафандры для путешествия из мира в мир, со звезды на звезду. Логос напрасно пугал Меркурия опасностями путешествия в Космосе. Боги не будут строить корабли, не будут надевать скафандры и погружаться в анабиоз. Они скушают по яблочку и удалятся. Энергии, разумеется, понадобится уйма. Но переход будет мгновенным.

Логос взобрался на дракона – тот даже и не проснулся, пока Логос топал по его загривку. Из вежливости Логос постучал в ворота. Подождал. Никто не собирался открывать. Да и не заперто было. Между створками щель, и в ту щель из сада сочился зеленоватый свет. Железные ворота отворились со скрипом, и Логос вступил в сад. Яблони были огромны. Листья изумрудные, белые стволы. Вот только яблоки… Что-то их не видно. Логос обошёл сад. И наконец приметил на одной из яблонь, на самой вершине, там, где ветки особенно хрупки, первый золотой плод. Логос поднялся в вышину и сорвал яблоко. Смертный ни за что бы не достал. А вот и второе яблоко притаилось на макушке соседнего дерева. Логос медленно плыл в небе над садом и собирал золотые яблоки. И собрал ровно двенадцать штук. Немного же яблок для путешествия в космосе припасли боги. Но есть ещё одно, щедро подаренное гладиатору Веру. Выходит, что всего плодов тринадцать. Минерва не обманывала, говоря, что Логоса обещали прихватить с собой.

Двенадцать олимпийцев плюс юный Логос.

Остальных просят не беспокоиться и напрасно не паковать вещи…

Логос перемахнул через стену, через дракона. Теперь надо было придумать, что делать с яблоками, чтобы боги их не нашли.

Понтий присел на мраморную глыбу и отёр лоб. В ушах звенело. Волдыри на ладони лопнули и кровили. От огромной статуи Геркулеса, которую планировали установить в центре форума Бенита, успели отлить две ступни в сенаторских башмаках с полумесяцами. Ступни водрузили на постамент в ожидании остальных частей.

Понтий прислонился спиной к мраморному блоку и смотрел, как по ступеням недостроенной лестницы, бездарно скопированной с каменного водопада Пренесты, наверх поднимается стайка подростков. Впереди шагал долговязый юноша в тоге-протексте. За ним – девушка лет шестнадцати с охапкой фиалок. Они остановились у гранитной базы и принялись перешёптываться.

Потом юноша поднял девушку на плечи, и она положила букет цветов на бронзовую ступню.

– Эй, – крикнул Понтий. Парень едва не уронил девчонку. С визгом и криками вся компания кинулась вниз.

– Опять принесли цветы к ступням Элия? – усмехнулся напарник Понтия Марк, подходя и садясь рядом. – Закурить есть?

– Что ты сказал? Ступни Элия?

– Ну да. Те самые, которые ему отрубили в Колизее.

– Погоди, но ведь это Геркулес!

– Не слышал, чтобы Геркулес носил когда-нибудь сенаторские башмаки, – ухмыльнулся Марк.

– Вернее, Бенит в облике Геркулеса, – поправил сам себя Понтий.

– Каждый трактует образ по-своему. Так есть у тебя табачная палочка или нет?

– Нет, – огрызнулся Понтий. – А когда привезут остальные части статуи?

– Какие части? – хмыкнул Марк. – На ступни пошло тридцать тысяч фунтов бронзы. Все запасы металла кончились. Так что у нас будут одни ступни.

Понтий закусил губу. Он ощущал обиду смертную. Личную. Непереносимую.

Какие же вокруг Бенита толкутся идиоты! Да и сам вождь…

– Это же должен быть Геркулес, – настаивал Понтий.

– Но пока его нет. А ступни есть. А вон ещё почитатели идут! Ей, ребята, найдётся закурить? – весело крикнул Марк.

Парень в пёстрой тунике, явно слушатель какой-нибудь риторской школы, протянул Марку пачку.

– Я слышал, отлили ещё два уха, но их не к чему приделать, – шёпотом спросил будущий ритор. В глазах его прыгали весёлые огоньки.

– Но ступни вышли отменные, клянусь Геркулесом! – отозвался Марк, закуривая.

– Ступни бога!

– Или Цезаря.

– Заткнитесь вы, оба, – заорал Понтий, и на глазах его выступили слезы.

– Тебе не нравятся ступни? – невинным тоном осведомился Марк. – Тогда любуйся Капитолием.

«Вчера во время танцев вокруг костров двух человек толкнули в пламя. Один из пострадавших получил сильные ожоги и доставлен в Эсквилинскую больницу. Как удалось выяснить, это редактор Авентинского вестника Аполлодорий».

«Разве у нас нет иных подходящих кандидатур, кроме Бенита? – спрашивает Помпоний Секунд. – Почему сенат все время твердит о Бените? Лишь потому, что его имя называет этот сомнительный вестник „Первооткрыватель“? Человек с репутацией Бенита не может стать диктатором. Странно, что римляне, столь щепетильные в вопросах честности и чести, избрали Бенита в сенат».