— Потому что они через год, максимум два, выходили замуж. Ни одна не скрывала, что пыталась навязать мне брак посредством детей. И не думай, что я не предохранялся, Оля, но, если женщина живет с мужчиной, она всегда найдет способ, сколько бы пунктов в контракте не было прописано. Проколотые презервативы и плацебо вместо таблеток — это детский лепет. Подкупались доктора, делавшие пустые противозачаточные инъекции. С моим третьим сыном, Эриком, я трижды делал тест ДНК, потому что понятия не имел, как так вышло, и до конца не верил, что он мой сын. Но он мой. Потом она призналась, что прятала презерватив и делала себе… забыл, как называется… — Аверин сморщил лоб.

— Инсеминация, — подсказала Оля, делая вид, что просто в курсе как врач. Не надо ему знать, как глубоко ей знаком этот вопрос.

— Я даже не знал, что так можно, — признался Аверин.

— Элементарно, безыгольным стерильным шприцом. Можно в домашних условиях, — кивнула она со знанием дела. — Очень странная любовь была у тебя к Диане, Костя. Выходит, ты ей тоже изменял?

Его взгляд сделался колючим и злым.

— А ей не нужна была моя верность. Вот я и не напрягался. Особенно, когда узнал, что Диана запланировала аборт, потому что ее позвал в содержанки владелец компании, в которой я работал. Меня отправили с грузом, и форс-мажор случился не просто так.

— Давно узнал? — задержала дыхание Оля.

— Давно. Десять лет назад. Мы с ним случайно пересеклись, он сам рассказал.

Она догадывалась, что не случайно и не сам, но смолчала. Костя продолжал говорить, уткнувшись лбом ей в макушку.

— Я решил расстаться с тобой, Оля, не потому что вернулся к Диане. А потому что нормальная семья мне не светит. Я не хотел больше любить, это слишком изнуряет. У меня дети, у меня адская работа, и я боялся сломать жизнь девушке, которая этого не заслуживает, — он обхватил ее лицо руками. — Но как без тебя жить, я не знаю. Когда я увидел тебя возле операционной, меня поразили твои глаза. Такие красивые и такие грустные. Я как будто в себя заглянул, в самую глубь. Я не смог их оживить, если бы я увидел, что это получилось у Данилевского, я бы отступился. Но они и сейчас такие, а это неправильно. Ты самая удивительная, потрясающая, добрая и нежная девушка, которую я когда-либо встречал. Возле тебя я чувствую себя медведем, который топчется по хрупкому льду и вот-вот его сломает. Ты не такая, как я. Тебе нужна семья, дети…

Она аккуратно отняла его руки от своего лица.

— У меня не может быть детей, Костя. Разве этого до сих пор нет в твоем досье?

Аверин впился в нее немигающим взглядом.

— Что значит, не может? И почему я должен об этом знать?

— Не может, это значит, что я не способна зачать ребенка, — пояснила Оля тоном, каким разговаривают с больными людьми. Или недалекими. — Точнее, зачать его естественным путем. И я была уверена, что в твоем архиве давно хранятся распечатки записей моего гинеколога.

Сказала и устыдилась. Почему она так уверена, что Косте это было настолько важно и интересно? Не стоило говорить о досье, не стоило….

— Ты считаешь, я за тобой шпионил?

— Извини, — она окончательно смутилась, — ты прав, вряд ли со мной происходило что-то, способное тебя заинтересовать…

— Нет, не так, — перебил ее Аверин. — С тобой ничего не происходило такого, о чем бы я не мог у тебя спросить.

Он еще немного погипнотизировал ее своими черными сканерами, затем огляделся, стащил с полки еще один плед и бросил на ковер к камину. Оля отвернулась и присела на корточки у очага.

Дрова лениво потрескивали, она подбросила еще поленьев. Засмотрелась на огонь, но ее запястье обхватила цепкая рука и потянула к пледу.

— Сядь, — Костя смахнул с пледа несколько прилетевших пепельных чешуек. Сам уселся рядом, сложил руки на груди и привалился к камину. — Рассказывай.

Закрыл глаза и приготовился слушать.

— Тебе как, с медицинской точки зрения или чтобы было доступнее для понимания?

Он смерил ее изучающим взглядом и снова сомкнул веки.

— Говори так, чтобы дать как можно более широкое представление о проблеме. Не волнуйся, я не одноклеточный.

— Костя, — позвала она его тихонько, — а почему ты все время закрываешь глаза, когда слушаешь?

— Так мне проще уловить нюансы, о которых сам рассказчик не подозревает. Иногда это кроется даже в интонации… — он открыл один глаз и подстегнул нетерпеливо: — Ну же, не отвлекайся, Оля.

Она вздохнула. Что ж, исповедь за исповедь. И начала рассказывать. Стараясь не развозить, бегло объяснила, что такое аутоимунное бесплодие, обрисовала в общих чертах собственные проблемы и поверхностно прошлась по способам их решения.

В последний момент дрогнула и полностью скатилась в медицинскую терминологию. Ну не поворачивался у нее язык говорить с Костей на эту тему более приземленно.

— Ммм, — заерзал он, когда Оля закончила, — я правильно понял, что для тебя остался один возможный способ, поскольку ЭКО ты отвергаешь?

— Да, — она постаралась не покраснеть. Ничего особенного, для доктора Траханковой, к примеру, инсеминация — рутинная рабочая процедура. — Это как раз тот метод, который успешно применила твоя третья бывшая. Только она обошлась в домашних условиях внутривлагалищной инсеминацией. В моем случае желательна внутриматочная, катетером, это делается только в условиях клиники. Биоматериал донора тоже желательно подготовить. В клинике его дважды прогоняют через центрифугу…

— Оля, — Аверин открыл глаза и потрясенно на нее посмотрел. — Какого донора? Ты была замужем! Вы поэтому развелись?

Боевой запал сразу куда-то улетучился.

— Да. Не знаю. Наверное, — она растерянно заморгала. — Богдан хотел детей. Очень. Но у нас ничего не вышло, и он нашел мне замену.

— Он тебя не любил? — пристальный взгляд заставил отвернуться. И задуматься.

— Любил. Как раз он любил.

— Интересная любовь, — хмыкнул Аверин, выпрямляя спину.

— А какой должна быть любовь, по-твоему, Костя? — подняла она голову. — То, что было у тебя с Дианой? Так это как угодно можно назвать, только не любовью!

Она запнулась, спохватившись, что собиралась сказать совсем другое. Ну какая ей разница, что там было у Кости с Дианой? Речь шла о них с Богданом, и как раз за бывшего мужа она собиралась заступиться.

— Продолжай, — поощрительно взмахнул рукой Аверин. — Так что там у нас было с Дианой?

— Не знаю, — осмелела она, раз уж ему так хочется послушать, — но вы как будто соревновались, кто больше боли причинит другому. Ты сам сказал, что эти отношения тебя изматывали. А любовь не должна опустошать. Когда человек влюблен, ему хочется обнять весь мир. Хочется, чтобы все вокруг тоже были счастливы. От любви человек становится чище, светлее.