Аверин внимательно посмотрел и ничего не сказал. Но когда вода закипела и кофе был заварен, он вышел из домика и вернулся с полным чайником снега.

— Сейчас будет теплая вода, Оленька, — сказал, чуть ли не извиняясь, — а насчет влажных салфеток хорошая идея. Я обязательно распоряжусь.

— Ну, если только все, кто здесь будет ночевать, станут заниматься любовью, — хитро посмотрела она на Аверина.

Вода нагрелась. Оля умудрилась обтереться смоченными водой бумажными полотенцами. И даже умыться на пороге. А Костя снова набрал снега и положил в горячую воду консервы.

Она быстро оделась, если можно назвать одеждой белье, колготки и вечернее платье, и стала накрывать на стол.

Сели завтракать, причем Костя не позволил ей сесть на стул, а сначала положил туда сложенный плед. За завтраком он все время старался незаметно прикоснуться к руке или прижать к ноге ногу. Как будто проверял, она это или нет.

Было ощущение, что это не зимовка в горах, а дачный домик где-нибудь в пригороде. Да, без удобств, но разве это имеет значение, когда напротив сидит любимый — да, любимый, хоть он этого и не знает — мужчина и смотрит таким взглядом, от которого тело становится легким как пушинка?

— Вкусно, — удивленно сказала Оля, попробовав теплую кашу с тушенкой.

— Армейский паек, — хмыкнул Аверин, — конечно вкусно. Ешь, милая, кто знает, когда получится поесть в следующий раз.

— Мы уходим? — наверное, она сказала это с таким ужасом, что Костя не выдержал и засмеялся.

— Ну что ты, разве я совсем озверел, чтобы выпускать тебя на снег в таком виде? Нет, мы будем ждать, за нами должны прислать вертолет.

— Но почему ты так уверен?

— Оленька, — Костя взял ее руки в свои и прижал к лицу, — погоня была за Давидом. Я, а тем более ты к этой истории не имеем никакого отношения. Мои люди меня обязательно будут искать. Я никогда не ввязываюсь в подобные истории без подстраховки, поэтому уверен, ждать осталось недолго.

И как в подтверждение его слов Оля услышала характерный гул — над зимовкой кружил вертолет.

Костя выглянул в окно, затем прошел к двери и приоткрыл ее. Обернулся с довольным видом.

— Это полицейский вертолет, Оля, все в порядке. Австрийцы отдуплились.

Он набросил пальто, помог ей надеть шубу и за руку вывел из домика. К ним уже бежали по снегу люди, и Оле вдруг стало страшно. Она прижалась к Аверину, тот нахмурился и задвинул ее за спину.

— Константин Аверин? — по-немецки спросил полицейский. — Вы арестованы. За похищение гражданки иностранного государства Ольги Кетлер.

— Что? — возмущенно воскликнула Оля, выглядывая из-за Костиной спины. — Вы в своем уме?

— Тихо, Оля, — сквозь зубы сказал Аверин, — осторожно. Это представители власти, не сопротивляйся. Но сразу требуй защиту. У тебя в телефоне вбит номер моего адвоката, его зовут Хубер, и он очень толковый.

Костя поднял руки, и его тут же оттащили в сторону от Оли. А она чуть не плакала от отчаяния.

— Да что вы себе позволяете?

— Как вы, госпожа Кетлер, с вами все в порядке? — с участием спросил подошедший офицер. — Мы сейчас доставим вас в госпиталь, где вас осмотрят. Вам необходим психолог…

— Не нужно меня осматривать, — отрезала Оля, — и психолог мне не нужен! Я сама врач.

— Не волнуйтесь так, если к вам было применено насилие…

— Какое насилие! — задыхаясь, крикнула она. — Это мой муж, мы всю ночь занимались любовью, меня никто не насиловал. И только попробуйте прикоснуться ко мне без адвоката!

Офицеры озадаченно переглянулись, а она видела только один взгляд. Пронзительный и чуть затуманенный.

— Господа офицеры, я могу поговорить с женой? Я никуда не сбегу, — обратился к полицейским Костя, и ему перестали выкручивать руки.

Оля остолбенела от неожиданности, а потом, опомнившись, бросилась к нему прямо через сугроб.

— Костя, — вцепилась в воротник пальто и захлюпала носом.

— Милая, — он поймал ее, взял в ладони лицо и несколько раз поцеловал, — все будет в порядке. Не волнуйся, это ошибка. Все выяснится. Береги себя и свяжись с Хубером. Обещаешь?

А она только кивала, вытирая мокрое лицо о его руки.

— Госпожа Кетлер, вам пора, — ее оторвали от Кости и повели в сторону от домика.

Вертолета оказалось два. Оле помогли сесть, и машина сразу поднялась над верхушками елей. Днем зрелище было ошеломительным. Ослепительной белизны снег сверкал и переливался на солнце будто парчовое одеяло. Но она ничего не видела. Только второй вертолет, который взмыл над лесом, сделал круг и умчался вперед черной точкой.

— В общем, правильно у Аверина чуйка сработала, не зря он в это дело лезть не хотел, — Антон одни глотком допил кофе и показал официанту на чашку. Повторить.

Олин кофе так и стоял нетронутым, а она потерянно смотрела перед собой, ничего не видя.

Как выяснилось, Даниловского тоже арестовали по такому же смехотворному обвинению, как и Аверина — похищение иностранного гражданина Антона Голубых. И если Косте еще можно было со скрипом приписать удерживание Оли в домике против ее воли, то как сюда вписывалась феерическая бойня, которую устроили эти двое своим преследователям, она понимала слабо.

Адвокат Аверина господин Хубер произвел на Олю самое неблагоприятное впечатление — все время глупо улыбался и говорил с ней как с дурочкой. После ареста Кости ее доставили в клинику, она отказалась от осмотра, отказалась от врачебной помощи, долго и нудно отвечала на вопросы полицейских, всячески отрицая обвинения в похищении.

Когда ее, наконец, отпустили в гостиницу, где они остановились с Голубых, Оля налила полную ванну горячей воды с пеной и пролежала там не меньше часа. Хотелось спать, но уснуть не получалось.

Стоило закрыть глаза, перед ней вставал Костя. Он гладил шероховатыми пальцами ее лицо, обрисовывал по контуру губы, убирал со лба пряди волос. И целовал. Целовал, целовал, она даже запах его слышала. Ощущала покалывание щетины на коже. И плакала.

Он сказал на нее «жена». Не так как Оля выкрикнула в отчаянии, назвав его мужем, потому что представила вдруг, что припишут Косте, если ее осмотрят в клинике. А в разговоре с полицейским. Говорил о ней и сказал, что она жена. И это выворачивало ей всю душу.

Неужели ей как раз этого не хватало? Она никогда не стремилась замуж, Богдан еле уговорил ее зарегистрировать брак. Оля считала, что браки заключаются на небесах, и, если люди любят друг друга, никакие регистрации не нужны.

А услышала от Аверина «жена» и потеряла равновесие. Конечно, Костя оговорился или, возможно, просто подыграл ей. Почему тогда ее так торкнуло? Чем она в таком случае отличается от помешанного на контрактах Аверина?