– Хочу маленький презент передать за ваше доброе сердце,ничего особенного, всего лишь французские духи.

Услыхав про элитную парфюмерию, девушка с трудом сдержаларадость, которая так и рвалась наружу.

– Спасибо.

– Можно прямо сейчас подвезу?

– Пишите адрес, я весь день собиралась дома сидеть.

Сунув бумажку с координатами Жени в кошелек, я понеслась вспальню к Юлечке. Знаю, знаю, у той на полочках стоят целых три нераспечатанныхфлакона. Выбрав самый крошечный, я побежала к выходу. Конечно, когда Юлявернется из Египта, она меня убьет, но надо же узнать правду о смерти НадиКиселевой. До сих пор я, к сожалению, находилась в полной растерянности, но воттеперь в конце длинного, темного тоннеля зажегся зеленый свет.

Как я раньше не додумалась до такой простой вещи! Доноры!Вот их родственники запросто могли убить Богдана, довести до самоубийства Надюи столкнуть с балкона Егора Правдина. Конечно, доказательств того, что Богдан иНадя тоже участвовали в «почечном» бизнесе, у меня нет. Но я хорошо знаю, какимвъедливым, занудным человеком был Богдан, как он дотошно следил за всем, чтопроисходило в клинике, не упускал никакой, даже самой незначительной детальки.

Один раз, на дне рождения Нади, Богдан, слегка выпив,принялся рассказывать, какую форму он придумал для своих сотрудников.

– Брючные костюмы разных цветов, – самозабвенно вещал он. –Для врачей серо-бежевые, кармашек справа, на нем золотой орнамент и серыйбейджик с именем, для медсестер голубые, карманчик слева, без шитья и,естественно, тоже табличка с инициалами и фамилией, а для обслуживающегоперсонала – розовые, без карманов и вместо шапочек-колпачков у них беретки, спуговкой…

И вы думаете, что от такого человека, который продумал дажепуговицу на берете, могло что-то ускользнуть? Нет, Богдан все знал, и Надя,естественно, тоже. И потом, уж очень богато они жили, шикарный ремонт, новаямебель, две роскошные иномарки… Ох, чует мое сердце, рыльце у милейшего Богданабыло в пуху. Хотя он не походил на человека, способного заниматься криминальнымбизнесом.

Я подрулила к пятиэтажке, сложенной из желтых блоков,включила сигнализацию и вошла в чистый подъезд. Богдан не походил на человека,способного заниматься криминальным бизнесом? Это не аргумент. Он еще казалсяверным, любящим мужем, а на самом деле был двоеженцем, живущим одновременно сНадей и Марфой Шевцовой. И если Киселева не захотела менять фамилию, то Марфапреспокойно сделала это. Интересно, как он умудрился дважды зарегистрироватьбрак? Да элементарно! Наврал в милиции, что потерял паспорт, и получил новый!Небось сунул паспортистке зеленую бумажку, та «забыла» поставить нужный штамп.

Несмотря на день, в подъезде было темновато, меня этот фактобрадовал. Не надо, чтобы Женя сразу увидела мое лицо, поэтому, прежде чемпозвонить в звонок, я поглубже натянула шапочку и сунула подбородок в шарф.

Дверь распахнулась, Женечка, выглядевшая в домашней одеждесовсем девочкой, спросила:

– Вы ко мне? Вы Евлампия?

Я, демонстративно держа в руке беленькую коробочку,ответила:

– Точно, можно зайти?

– Конечно, конечно, – засуетилась она.

В прихожей у нее горела экономная, двадцатипятиваттнаялампочка. Я стала стягивать одежду.

– Кто там? – раздался мужской голос. – Массажист пришел?

– Нет, папа, не волнуйся, отдыхай, это ко мне, – ответилаЖенечка.

– Иди сюда! – настаивал мужик.

– Вы извините, – вздохнула Женя, – папа болен,парализованный лежит, проходите пока на кухню, сейчас вернусь.

Она скрылась за дверью, я стащила с головы шапочку и юркнулав пятиметровую, тесную кухню, до отказа забитую шкафчиками.

Минут через пять появилась Женя, взяла коробку с чаем иустало сказала:

– Извините, папа капризничает. Впрочем, его можно понять,кому понравится целый день лежать в кровати.

Потом она вгляделась в мое лицо и недоуменно пробормотала:

– Простите, вы со своей немой сестрой близнецы?Поразительное сходство!

– Нет, – твердо ответила я, – никакой родственницы у менянет и в помине, это вы меня столь радушно и заботливо поили чаем. Зря только впалате электричеством пугали, честно говоря, я не поверила вашим словам, потомукак увидела, что все штепсели вынуты из розеток.

Женя отступила к стене и выронила на пол железную коробочку,крышечка отскочила в сторону, заварка разлетелась по полу.

– Что же ты так неаккуратно, – укорила я, – столько дорогогопродукта рассыпала! Теперь выбросить придется!

– Вы из милиции, – прошептала Женя, – так я и знала,чувствовала, что этим закончится. Но я ни при чем, копейки получала, вотостальным перепадало от души. Господи, теперь арестуете небось!

И она заплакала, прижимая к груди чайную ложку.

Мне понадобилась почти четверть часа, чтобы успокоить ее.Сначала я попробовала остановить поток слез, потом, показав рабочееудостоверение, сказала:

– Ну, ну, успокойся, видишь, я не имею к милиции нималейшего отношения.

Но Женечка, всхлипывая, прочитала:

– Начальник оперативно-следственного отдела, – и зашлась вистерике.

Кое-как, отыскав в старом, облупленном холодильникевалокордин, я сумела утихомирить Женю.

– Да успокойся, мы частная контора.

– Ага, – шмыгала носом Женя, – ясно.

– Ты поняла, что вляпалась в крупные неприятности?

– Да, – кивнула девушка, – прямо сразу, но ведь деньгинужны…

И она, без конца вытирая нос кухонным полотенцем, приняласьбыстро рассказывать все.

У Женечки нет мамы, зато есть папа, заменивший девушке всехродственников. Хороший, просто замечательный отец, не захотевший после смертижены приводить в дом мачеху. Папочка работал шофером, возил начальство, имелнеплохую зарплату, а по выходным «бомбил» на собственной машине. Так что Женяне знала ни в чем отказа, имела одежду, косметику… Отец ее был человекомсовременных взглядов, губную помаду у дочери не отнимал и за модные ногти цветаиюньской зелени не ругал. Пока Женечка была маленькой, она просто любилапапочку, а когда выросла, то поняла, как он любит ее.