На самом деле ответ был — ни одной.

Многие мужчины опасаются, что отношения означают для них уход из царства бесконечных возможностей только ради того, чтобы пропасть с концами в наводящей ужас матримониальной катастрофе — браке без секса. Они живо рисуют себе «конец света» — только без восторга, без спасителя, без рая. Они словно отстали от поезда. А тем временем все остальные — все мужчины-одиночки — как сыр в масле катаются.

Эти страхи небеспричинны. Речь о том, чтобы не потерять свое мужество, свою жизненную силу. Как сказала мне одна из подруг, секс — это жизнь .

Именно так, думала я, причем в самом фундаментальном смысле. Но это еще и экзистенциальный момент. Половое влечение — это выражение того, что ты жив , полон энергии и творчества. Тревога, которая появляется у мужчин из-за возможности оказаться в браке без секса, возникает не только из-за того, что они биологически сверхсексуальные создания. Смерть секса в браке — это не просто страх смерти, как предполагают некоторые представители моей профессии. Это истинная смерть, смерть духа, смерть надежды.

* * *

Удивительное открытие, которое я сделала из историй моих пациентов: тема, которая чаще всего интересовала их во время секс-терапии, — это любовь .

Однако понять это бывает трудно, поскольку чувство любви часто смешано с другими, внешне противоречивыми, импульсами, возникающими во время секса, — например, агрессией и страхом. И эти импульсы заставляют мужчин теряться и часто пугают их.

Они беспокоятся: неужели я утрачу свою власть, свой контроль? Их мысли разбегаются: я ненавижу эту потребность в одобрении. Я чувствую себя зависимым — и ненавижу это. Мне ненавистно то, что она взяла надо мной такую власть. Достаточно ли я хорош для нее? Забудь об этом, она ничего не стоит. Или мазохистский вариант: я хочу, чтобы надо мной доминировали и подчиняли меня. Это даст мне чувство безопасности.

Мне кажется, что гораздо более продуктивно — отказаться от идеи о том, что мужчины и женщины обладают совершенно разной сексуальной природой. Если бы мужчины и женщины смогли распознать «другого» в себе, они могли бы начать нормально относиться к идее исследовать сексуальность в паре.

* * *

Я ожидала, что Эми позвонит мне вскоре после нашей непростой совместной встречи, — и оказалась права. Она хотела встретиться со мной наедине. Она впала в депрессию по поводу себя самой и не могла от нее избавиться.

— Я думала, что я идеальная подруга, — пожаловалась она. — Теперь я в этом не так уверена.

Эми устроилась на диване и начала с сюрприза. Она воспользовалась компьютером Кейси, чтобы найти порносайты, которые он посещал, надеясь выяснить, что же его так очаровывало в них и почему ее одной для Кейси недостаточно . То, что она обнаружила, превзошло ее ожидания.

— Моим первым импульсом было сравнить себя с этими женщинами и разобрать их по косточкам: их лица, их тела, их одежду — те немногие одежки, которые на них были. Но чем больше я смотрела, тем более абсурдным казалось мне это занятие. Я даже начала посмеиваться. А потом… ну… я возбудилась — и чуть со стыда не сгорела — от тех самых сексуальных сцен, которые я отказывалась разыгрывать, если Кейси меня просил. А потом стала мастурбировать.

Эми примерила на себя мир Кейси — и он вогнал ее в растерянность.

— Порно вызывало у меня отвращение — но и возбуждало тоже , — сказала она, вперяя в меня взгляд, полный пронзительной неуверенности. — Я хочу понять, что это значит. Я должна знать.

Я не слишком удивлена тем, что Эми возбудилась от просмотра порно, хотя разумом она не была заинтересована тем, что видела на экране. У женщин тело и разум часто бывают не в ладах друг с другом.

Это напоминает мне одно замечательное исследование, в ходе которого сексологи демонстрировали пленку с записью сексуальных актов отдельно группам мужчин и группам женщин, подключенных к плетисмографу. Это прибор, который измеряет приток крови к гениталиям — признак физического возбуждения.

Обе группы наблюдали изображения гетеросексуального секса, мужского и женского гомосексуального секса, мастурбирующего мужчины, мастурбирующей женщины, красивого мужчины, идущего по пляжу, женщины, в обнаженном виде занимавшейся гимнастикой, и случку бонобо — карликовых шимпанзе. Каждого участника спрашивали, возбудила ли его (или ее) эта запись, а потом ответы сверяли с показаниями плетисмографа.

То, что возбуждало мужчин, по их собственным словам, подтверждалось реакцией их тел. Гетеросексуальные мужчины ощущали приток крови, глядя на любые изображения женщин или гетеросексуального секса; их тела не реагировали на других мужчин. Геи реагировали на мужские гомосексуальные образы.

Однако у женщин результаты были совершенно иными. Их тела реагировали на все, даже на те образы, которые, по их словам, вообще их никак не возбуждали. Они реагировали на гетеросексуальный секс, на мужской гомосексуальный контакт, на женщину, выполнявшую упражнения, и даже на бонобо!

Это исследование указывает на то, что женская сексуальность гораздо более экспансивна — или, как говорят китайцы, неистощима. Знаменитые исследователи секса нашего времени, Мастерс и Джонсон, говорят, что «женская способность к наслаждению заставила бы устыдиться любого мужчину».

Я знала, что возбуждало Эми, поэтому спросила, что вызывало у нее отвращение.

— Эти картинки оскорбительны. Животные, несовершеннолетние девочки, старухи, женщины — с ними обращались как с грязью. Нет, серьезно, что, черт побери, происходит у людей в голове? Я не могу себе представить, чтобы я занималась тем, что я видела!

— Что бы это значило для вас?

— Я не хочу ставить себя в унизительное положение ради его удовольствия, — сказала она с презрительным акцентом на слове «его».

— Я понимаю, что это могло препятствовать вашему желанию совершать эротические действия, — кивнула я.

— Эротические?! Тот факт, что его заводит эта грязь, просто невероятно меня злит!

Идея о том, что ее можно воспринимать как объект поругания, расстроила Эми. Я могла это понять. Ей нужен был мужчина, который видел бы ее тело как священный сосуд, а то, что она делится им, воспринимал как подарок.

Мне были родственны эти чувства, и временами меня тревожило то, что душа секса оказалась утраченной. Мы с Эми были дочерьми консервативных родителей, которые не разговаривали о сексе, предпочитая отношения, застывшие на стадии никогда не прекращающейся эйфории. Нас учили верить в это, несмотря на все то, что мы видели собственными глазами.

Эми дальше этого не пошла. Наоборот, она часто обнаруживала, что соглашается на сексуальную игру, инициированную Кейси, только чтобы укрепить их отношения. И теперь, когда Кейси раскрыл ей свои желания, это усугубило страхи Эми о том, что она нужна ему только ради «его удовольствия».

В ролях принимающего и доставляющего удовольствие часто скрыто более глубокое значение. У Эми был выбор, как относиться к роли дарительницы удовольствия, но прежде мне нужно было понять, что это для нее значит.