– Рофомм! – вскрикнула Равила, выпустив кота. – Я поняла, поняла! Дурь всемирная, как же все просто!

Дай сюда, – она схватила трубу. – Я к нашим стеклодувам, тут недалеко. Ты сиди, ты болеешь. Вирцела, со мной.

Она как-то странно на него глянула, не желая оставлять с ним пусть и не беззащитную, но неопытную особь. Равила чуяла тьму не хуже Кеи, но, в отличие от последней, тьма ей вовсе не нравилась. Рофомм дал ей с собой револьвер, а сам уселся чертить вогнутые фигуры – стекло должно быть не увеличивающим, а уменьшающим, как всё просто, как же всё просто! Ему казалось, что всё в нём изменилось – но кое-что осталось прежним: его отношения с Равилой Лорцей, которая как паровой двигатель тащила его тяжкий, сложный ум к самим звёздам.

Они отмычкой отперли дверь и бесшумно вошли в дом, на шеях у них на всякий случай были защитные металлические вороты. Но шеф велел не волноваться – кот у докторишки не закодирован, баб, стало быть, не тронет. Миелла и Пеларра были потомками гвардейских женщин, а после бегства из разорённого сектантскими войнами Принципата их праматери не оставили привычки зачинать потомство от самых сильных особей. В полицию обе не пошли, хотя телесное к тому располагало, потому что Подкаблучник платил больше.

– Вон он, – Пеларра кивнула на кота под консолью, а Миелла сразу дёрнула руку к поясу. – Не трогай, разозлишь, – одними губами сказала она. – Кис-кис!

Паук с любопытством подошёл к женщинам и потёрся о сапог той, что его подозвала. Самки не могут быть опасны для большого друга, опасны только самцы. Самки только гладят. Эти его тоже гладили.

– Пристрелить бы…

– Убивать котят – харкать себе в посмертие! – почти беззвучно прошипела Пеларра. – Оставь его в покое, пошли искать гада.

Вдвоём они бы могли справиться с докторишкой, который, по слухам, расхлябанная пьянь, пусть и здоровенная, даже одна из них могла бы его скрутить. Но это был душевник, он, говорят, втыкал в людей иглы и перекраивал самую суть, как ему вздумается, и поэтому лучше всего было лишить его сознания чем быстрее, тем лучше.

Он увлечённо стрекотал на своей печатной машинке, как и всякий учёный, не замечал ничего кругом. Миелла прижимала ему к лицу пуф с хладоном, пока Пеларра держала вырывающегося мужчину за плечи. Когда всё было кончено, Миелла с отвращением заглянула в его корзину для бумаг, полную использованной окровавленной ваты. – Нюхач, нос проело, – объяснила Пеларра. – Запущенный случай. А мужик-то, кажись, когда-то был роскошный.

– Башку бы отрубить за такое, – Миелла взяла его за ноги, пока Пеларра тащила его под руки. – Я думала, будет похож на Принципа, они же вроде одной породы. А он похож на развалину. В одном повезло – шеф не заставит лезть под стол к его… как там её зовут?

– Да плевать, скоро новая будет, – ответила товарка, и женщины хмыкнули.

Шефу нужна не смазливая рожа, а вся аптечная империя, которую оставила после себя Лирна Сироса. К Сиросе только дурак полезет, но она, по счастью, растворилась тем, чем растворяются все жуткие бабы. Упрямую подружку Сиросы устранили, Кувалду, по-рабски верного ей как всякая псина, тоже. Остались только нездешний и явно туповатый сынок и шлюха, которая с ним развелась. С ними-то шеф и побеседует.

* * *

Многоэтажные доходные дома на Звенящем радиусе молчали закрытыми ставнями – все жители были снаружи, поняла Равила. Пустынный, на первый взгляд, радиус словно закидали чем-то громоздким и тяжёлым. Равила шёпотом велела падчерице не наступать на лежащих людей, девочка понятливо кивнула.

Те лежали словно покойники перед кремацией – на спине и с открытыми пустыми глазами, но не были они покойниками. Что-то незримое давило их к земле, высасывая сущность.

– Держись поближе, иначе мы друг друга потеряем, – сказала падчерице Равила и тут услышала эхо.

– Держись, – ответил радиус.

– Потеряем, – вторили стены зданий.

И её уши заполонили шепоты. Она не могла разобрать ни единого слова, но знала, что нечто мягкое, как вечный сон, тянет вниз на холодный булыжник. Ноги слабели, а тело превратилось в гирю в тысячу ударов. Колени подкосились, и Равила резко села, оцарапав руки об камень. Шепоты роились в неё голове, а в нездешности роились серые сонные черви, их ворох покоился у Равилы на плечах, если бы были у неё плечи. Сквозь ноздри, которых у неё не было, они проникали в голову, они стали её дыханием, вытеснив все запахи и воздух.

– Равила, – девочка затрясла женщину за плечо. – Нельзя спать в пустыне.

Равила очнулась, молча и рывком поднялась на ноги.

Они шли осторожным бойцовским шагом – так с детства учат ирмитских девочек ходить на уроках дамского боя. Пустынная женщина должна передвигаться грациозно и бесшумно, чтобы не наступить на опасную тварь и не попасть в ловушку. Равила ступала ловко, а вот Вирцеле было тяжелее переступать через юбки, ноги и трости.

Она случайно отдавила кому-то палец, и тут её схватили за башмачок. Девочка отчаянно засопротивлялась, пытаясь высвободить ногу, а Равила уже вскинула револьвер, как вдруг всё кончилось – демон испугался и отпустил жертву.

– Ты большая молодец, ты как мама, – прошептала она.

– Расскажешь ей, когда они вернутся из пустыни? Какая я молодец?

– Из пустыни? – нахмурилась Равила. – В пустыне злой генерал Эрль, они не могли…

– Я слышала, как дядя Берлар рассказывал папе, что Эрль не злой, просто он цельно-устремленный. Однажды он придёт с плёткой и отхлещет всех ржавых. Один он не сможет – он же один. А если с ним будут мама с папой, то сможет – это я сама решила, так и поняла, что они у него в пустыне, ведь они тоже не любят ржавых…

Равила повела бровью – девчонка была слишком умна даже по её меркам. Гражданская война, пусть и начатая иностранным генералом-изгоем, может разгореться уже в этом году – главное, чтобы это случилось не в тумане. Туман должен уйти.

Около здания оптического цеха господина Гиэ тел было меньше, но ужас был в том, что люди, раскинувшие руки на булыжнике у чистого крыльца с вывеской в виде лупы, смотрели в туманное небо навеки потухшими глазами мертвецов. У одного лицо было залито кровью, другой валялся с простреленным в нескольких местах сюртуком, третий лежал лицом вниз, и он умер, подползая к крыльцу, пальцы его когда-то судорожно сжались, изломав все ногти об булыжник. Двое были в фартуках мастеровых-стеклодувов, третий, ползущий, был в чёрной тальме – Гиэ иногда привлекал всемирщиков для консультаций.

– Ох, проблудь, – пробормотала Равила. – Господин Гиэ! – крикнула она, сложив руки у рта. – Ларт! Это мы! Ларт, откройте!

Что-то наверху заскрипело, и из крохотного, декоративного на первый взгляд окошка на третьем этаже высунулось дуло винтовки, которая непонятно как оказалась у мастера оптики.

– Не сметь! – закричали в ответ. – Не пущу, не позволю! Убийцы, душевнобольные, да чтоб вы…