— Черт… не хотел бы я это видеть, — пробормотал Бонни.

— Того, что сделали с Никелем-то? Дракону не надо было видеть, он все чувствовал. И гуманизма в нем не осталось ни на грош. То есть весь гуманизм достался Никелю: его дракон разбудил, напоил своей кровью из вскрытого запястья, вправил переломы и вывихи. А потом тем же ножом, которым вскрывал свое запястье, убил наркобарона и мисс Памелу. Оставлять в живых тех, кто мучил его Никеля — не по-драконьи.

— И Никель все это видел… — так же тихо прокомментировал Бонни. — Наверное, пожалел, что сам не в силах их убить?

— Пожалел бы, если бы был в сознании. У него ж был болевой шок и полный анриал. Он вообще ни черта не соображал. Немножко оклемался, только когда Эль Драко вынес его на крышу. Ожоги и переломы зажили, раны закрылись. А вот анриал никуда не делся. Что бы ты подумал, если б у тебя на глазах оперный кумир деловито режет глотки, а потом превращается в чешуйчатую крылатую тварь длиной метров в десять! Стопроцентный глюк. Возможно, предсмертный. Но знаешь, Никелю было плевать — предсмертный или какой. Он влез на подставленную шею, ухватился за удобные шипы, и мог думать только одну мысль: он полетит на драконе!

— Сбылась мечта идиота, — покачал головой Бонни. — Значит, дракон его вернул домой?

— Конечно. Только сначала отомстил. Никелю очень повезло, что он считал все глюком. Дракон был в ярости. Он сжег все на хер, так что вместо асьенды осталась оплавленная воронка метров ста в диаметре, и джунглям рядом тоже досталось — там же прятались боевики, охрана… вообще дракону было похер, кто именно. Он ненавидел всех. Он не спалил всю Колумбию только потому, что дракону плевать на всех, кого он не видит прямо сейчас.

Бонни поморщился и тихо выругался, но спорить со мной не стал. Думаю, потому что прекрасно помнил, как сам ненавидел и мечтал отомстить кузену Адриано и дяде Джузеппе. Был бы драконом…

Как хорошо, что возможности людей в некоторых случаях ограничены. Потом не так гадко смотреть на себя в зеркало. Но до этого мы еще дойдем.

— Зато полет на драконе домой был прекрасен, — продолжила я рассказывать злую сказку. — Никель забыл обо всем, кроме неба и крыльев. Какой к черту наркобарон, какая воронка на месте асьенды, когда они летят! Они оба забыли обо всем, так им было хорошо — над облаками, вместе, одним целым. До самого Нью-Йорка. А вот там… Дракон ссадил Никеля на крыше его дома, лизнул его вместо «не скучай, я всегда рядом» — и свалил охотиться. Он был чертовски голоден, шутка ли, смотаться в Колумбию и обратно!

— Зря он это, — вздохнул Бонни.

— Он был уверен, что хозяин все понимает и позовет его, как только захочет увидеть. Но ошибся. Никеля нельзя было оставлять одного после такого шока. Драконья кровь залечивает раны, но не душу. Когда Никель перед камерами у своей квартиры, примчалась его СБ. В полном офигении: шеф пропал над Колумбией, и вдруг он — дома, весь к крови, босой, но без единой царапины. Может, шефа марсиане подменили? Но когда Никель их обматерил и запретил соваться в его дела, поняли — шеф тот же.

А вот Никель вовсе не был уверен, что он — все тот же. Слишком все произошедшее было ужасным. Поэтому, чтобы не двинуться окончательно, Никель забыл обо всем. Сутки — долой из памяти. Ничего не было! И это могло бы сработать, если бы не сны. То ему снился полет на драконе, то пытки, то горящая асьенда, то Эль Драко с ножом над двумя трупами. Но самым кошмарным было желание летать! До дрожи, до невозможности думать ни о чем другом. Летать на драконе. Сумасшествие! Надо было пойти к доктору, но мозгоправы — для слабаков. Настоящий викинг лечится иначе. За неделю Никель разорил компанию несостоявшегося тестя и подмял владения наркобарона, выпил три галлона виски, трахнул десяток девиц и ни разу не поднялся в небо и не сел на байк. Он бы ни за что себе не признался, что боится до усрачки. Боится, что дракон прилетит — и что дракон не прилетит. Что сны окажутся правдой, и что он будет жалеть, что не убил Памелу сам.

рг

— Он так и не позвал дракона, — горько шепнул Бонни.

— Не позвал, — я сжала его руку.

— Дракон не понял, почему, — продолжил Бонни так же тихо. — Он чуть не каждый день кружил над Никелем, но тот не видел и не слышал. Однажды даже позвал его сам, но Никель не откликнулся.

— У Никеля случился приступ головокружения, ему казалось, что он летит над городом, но он решил, что это опять креза. И заглушил ее кровью конкурента и очередной дозой виски.

— А дракону было плохо. Как брошенной собаке, даже хуже. Он не понимал, за что с ним так? Почему он больше не нужен? Чем он не угодил хозяину?.. — Бонни сейчас было так же больно, как дракону. — И он вернулся на землю, спрятал крылья. Решил, что если Никелю не нужен дракон, то, может быть, ему нужен хотя бы любовник. Ведь им было так хорошо вместе, почти как летать…

— Он дотерпел до четверга?

— Да. К четвергу он убедил себя, что и ему тоже все приснилось. Что он не дракон, а обычный шизофреник. И, конечно же, приехал на вечеринку в загородном клубе, где в тот вечер напивался Никель. Напиться вместе — лучше, чем по одиночке. Не так тоскливо. Вот он и пришел, даже не делая вид, что оказался тут случайно. Первый раз подошел открыто, как к другу.

— Никель ждал. Не дракона, а друга. Он бы ни за что не признался сам себе, что весь вечер высматривает его, оборачивается, стоит кому-то войти в зал. Когда Эль Драко, наконец, пришел, Никель был пьян и совсем забыл о том, что надо держать лицо и ни в коем случае не показывать, что ему не все равно. Это было, как в фильмах: взгляд над чужими головами, время замирает, сердце тоже, и вдруг Эль Драко улыбается ему. Так, как ты улыбаешься Кею. Бесконечное, абсолютное доверие и счастье, просто потому что он есть.

— Это так выглядит, да? — совсем тихо спросил Бонни.

— Да. Это выглядит, как любовь. Никель это увидел. Поймал открытый, беззащитный взгляд, полный надежды и веры в чудо. Знаешь, никто и никогда не видел Эль Драко таким. Никакой игры на публику, никаких глянцевых улыбок. Он просто шел к Никелю, не обращая внимания ни на кого другого. Не было никого другого. Для них обоих. Никель даже о стакане виски в руках забыл. Вот так взял и уронил его, когда Эль Драко подошел и сказал: «привет, Николас». «Привет, Эль Драко», сказал Никель. Два слова настоящего мужского разговора.

— Почему Эль Драко, у него же должно быть имя?

— Ты прав, имя у него было, только никто его не знал. И он поправил Никеля: «Меня зовут Марио». И Никель повторил: «Привет, Марио». Шагнул к нему, обнял. У него был такой вид, словно на него упал астероид и превратился в конфетти.

— Идиотский? — Бонни пытался язвить, но безуспешно. У него самого был слишком идиотский, счастливый и влюбленный вид.

— Хоть бы и так. Ну и пьяный, шутка ли, вылакать в одно рыло бутылку виски. Впрочем, виски пошел на пользу. Мороженый лорд сам поцеловал Марио, даже не подумав, как это отразится на его репутации или сколько табу он нарушает. Он просто на несколько мгновений почувствовал себя счастливым. Целиком и полностью. А уж когда намотал волосы дракона на кулак и сжал, а дракон застонал, крыша вообще улетела к чертям, а встало так, яйца свело.