Когда бумаги закончились, Майя вытряхнула бумажную стружку в черный мусорный пакет и стала собираться. Неторопливо запихала в сумку все свои вещи, достала из ящика стола фотографию сынишки, сгребла с полок книги, которые читала иногда в метро, сунула их в пакет, потом огляделась и вышла из приемной. Закрыла дверь, подхватила мусорный пакет и направилась к выходу. На вахте она сдала ключи от кабинета директора и приемной. Расписалась в журнале. Было ровно 23:00. Незаметно обронила свой пропуск около стойки охранника и шагнула в лифт. Предстояло еще идти по темной улице, переходить через мост и трястись минут сорок в вагоне подземки.

На улице все еще было жарко. Приторные запахи выхлопных газов и сырой плесени наполняли воздух. С неба капали мелкие теплые капли дождя. Майя обрадовалась ему как родному — подставила горячее лицо под эти ласковые ленивые струйки и засмеялась. Было хорошо. На сердце мягким клубочком свернулось пушистое и беззаботное счастье. И ни одной мысли о том, что она поступила нечестно.

Майя вприпрыжку шла по опустевшей улице. Остановилась на мосту, чтобы избавиться от мусорного пакета, — тот неторопливо полетел в Неву, и даже всплеска не было слышно. Зашла в зияющий зев подземки и села в пустой вагон. Поезд гудел и несся как сумасшедший. Майя улыбалась и напевала вслух детскую песенку про волшебного оленя.

Дома было уже темно. И муж, и сын мирно спали, посапывая в своих постелях. Майя на цыпочках подошла к детской кроватке и села перед ней на корточки. Безмятежное личико сынишки вдруг наполнило ее такой радостью и умилением, что она не могла оторвать глаз от него и бесконечно долго и нежно шептала ласковые слова: «Кисик мой, солнышко, лапочка любимая, единственная моя радость, ласковый зайчик, сказочный птенчик…» Она все бормотала и бормотала, осторожно целовала его спящую ручку и обещала всегда быть рядом. Только сейчас она поняла, какой красивый и замечательный у нее малыш и какой идиоткой она была все то время, что пропадала на работе и не оставляла в себе сил его любить.

Майя разделась и скользнула в постель. Она придвинулась к мужу, который зашевелился во сне, почувствовав желанное прикосновение, и прошептала: «Я уволилась. Завтра мы начнем новую жизнь». Муж не проснулся. Только потеснее прижался во сне к любимому телу.

Вот вам когда имя «Василиса» говорят, вы кого себе представляете? Правильно. Русскую красавицу с толстой косой и румяными щеками. При этом такую умницу и волшебницу — аж дух захватывает. Потому что и ежу ведь ясно — если Василиса, то обязательно премудрая.

А Василиса, лаборантка на кафедре химии Нижегородского государственного университета, была страшненькой. И не премудрой. Так как если была бы умной и могла сама в университет поступить, ни за что не пошла бы травиться химическими реактивами за смешные деньги.

О том, что ни красоты, ни ума в ней нет, ей еще в детстве сказали. Родители, одноклассники, подруги. Так и приучилась на вопрос: «Как тебя зовут?» отвечать: «Васькой». Чтобы ассоциаций ненужных не вызывать. Хотя как знать, если бы этот «Васька» к ней с детства не привязался, может, и переросла бы. Превратилась со временем в симпатичную девушку. А так — мальчишка мальчишкой. Угловатая, с короткой стрижкой, избыточной растительностью на лице и теле. Как со всем этим бороться, Василиса не знала и спросить не могла — стеснялась.

Поэтому жила она как мышка в подполе. Тихо. Незаметно. Только по ночам иногда снился ей прекрасный принц. Но она всегда от него пряталась и убегала. Боялась, что если он захочет вдруг ее поцеловать, то разглядит черные волоски над верхней губой, а надумает погладить — и нащупает, какая она не такая. После этих грез Василиса всегда просыпалась с мокрыми глазами. Уже во сне начинала плакать о том, что, видно, на роду ей написано всю жизнь от всех скрываться. И быть одной.

А принц имел вполне узнаваемые черты. И до невероятного был похож на одного профессора с кафедры, где Васька работала лаборанткой. Немолодого уже. С животом. Но зато с невероятно озорными юными глазами и толпой восторженных поклонниц — аспиранток. Ни одна у него не проваливала защиту. Где не могли — старательно помогал, где не умели — писал за них целые главы. А они платили ему любовью. Причем, видимо, в прямом смысле слова. Но Васька точно не знала. А от кафедральных сплетен угрюмо отмахивалась и даже другим рот иногда затыкала. Мало ли — наговорят гадостей про человека. До руководства дойдет, и наверху примут меры. Перестройка тогда только начиналась. Так что стойкая социалистическая привычка организации регулировать личную жизнь сотрудников никуда еще не пропала.

Профессора звали Анатолий Степанович. И был он невероятно умный и талантливый человек. Васька знала: часто практику ему помогала готовить. На общественных началах. Из любви к искусству и собственных симпатий. Потому что Зойка, его собственная лаборантка, была страшно вредной и ленивой. Могла вообще на работу не прийти или половину нужных реактивов со склада не забрать. А он ничего — прощал. Только говорил, что «все — это в последний раз. Выгоню». Но не выгонял.

Так Васька и работала уже второй год. На кафедре ее любили за обязательность и трудолюбие. Даже, наверное, уважали. Но в университет, хотя бы на заочное или вечернее отделение, поступить пока никто не предлагал. А сама Васька на разговор этот не решалась — не умела просить.

Прошла вторая ее зима в университете, а дело не сдвигалось с мертвой точки. Наступала весна, времени до вступительных экзаменов осталось всего ничего. Васька нервничала и продолжала молчать. А на кафедре весело готовились к празднованию Восьмого марта.

Лаборантки распределили между собой, кто какие пироги печет, преподаватели — кто вино покупает, а кто коньяк. А Васька твердо для себя решила, что на «чаепитии» в честь женского дня обязательно поговорит с заведующим кафедрой. И за неделю до события уже переживала так, что руки дрожали, — при ее-то работе весьма некстати.

Васька к празднику решила подготовиться заранее. Купила себе платье — до того никто ее на кафедре ни в чем, кроме брюк да безликих водолазок, не видел. Потренировалась с маминой косметикой — сначала сама. Получилось не очень. Потом приобрела в газетном киоске модный журнал и решилась на научный эксперимент. Результат удивил даже ее саму. Из зеркала смотрела незнакомая молодая дама — привлекательная, с яркими синими глазами.

Оставалась главная проблема. Как избавиться от лишних волос. И если рукава у платья были длинными и все, что ненужно скрывали, то подол доходил только до колен. А сквозь чулки проглядывали жуткие темные заросли. Васька ноги не брила — ходила всегда только в брюках. Ее мама как-то раз, когда ей было лет тринадцать, за этим занятием застала и так отругала, что страх на всю жизнь остался. Особенно от слов «если будешь брить, станешь волосатой как медведь». Теперь Васька тяжело вздохнула, подумала, что она и так уже «как медведь», и вооружилась отцовским станком. Воровато заперлась в ванной, и через десять минут дело было сделано.

На кафедре, когда ее увидели, остолбенели. И лица у всех вытянулись вслед за упавшими нижними челюстями, так что и Васька не сразу своих товарок узнала.