История вьетнамских войн за независимость на этом не закончится. Будет и поход в Камбоджу в 1976-м, и война с Китаем в 1979 году, и снова вьетнамцы докажут свое право жить самостоятельно. Но это будет уже совсем другая история.

А мы с тобой, читатель, должны помнить, что та далекая война была отчасти и нашей войной. Нам есть чем гордиться – ведь это наши летчики и зенитчики обучали вьетнамцев, а иногда и сражались плечом к плечу с ними. Это наши врачи спасали раненых во вьетнамских госпиталях. Это наши моряки рисковали своими жизнями, прорываясь в Хайфон через нашпигованный минами Тонкинский залив. Наконец, это нашим оружием били хваленую американскую пехоту и жгли всю применявшуюся во Вьетнаме американскую технику – от танков до самолетов.

Шестнадцать советских специалистов отдали свои жизни за то, чтобы война не выплеснулась за пределы Индокитая и не превратилась в третью мировую. Одни погибли в бою, других сгубила болезнь, третьих – несчастный случай. О работе наших спецов в этом регионе долгое время мало что было известно, хотя они и не прятали свои вьетнамские и лаосские награды. Просто такой войны в истории Союза не значилось…

Будем же помнить о них.

Меня иногда спрашивают – а что мы поимели с той войны, кроме абстрактного удовлетворения от причастности к победе? Что стоящего получил Союз взамен десятков «МиГов», сотен ракет и зенитно-ракетных комплексов, тысяч автоматов? Ведь это все было создано на наши, советские деньги – неужели им нельзя было найти лучшего применения?

– Вениками расплатились, – хмыкнет кто-то с усмешкой. – Равноценный размен, да…

– Да не вениками, – улыбнусь я. – Камрань – слыхали такое слово?

– Нет, – скажет большинство.

– Конечно, – пожмут плечами отдельные знатоки. – Это где «Витязи» разбились[56]…

– Правильно, именно там, – вздохну я. – Так вот, эту базу на юге Вьетнама нам после войны передали в долгосрочную аренду. Там есть аэродром, способный принимать даже стратегические бомбардировщики, и стоянка для военных кораблей. Вьетнамцы в счет полученного вооружения также помогали строить там станцию для слежения за спутниками. А наши летчики оттуда летали на патрулирование южных морей, наши моряки оттуда совершали дальние походы. Считайте, поддержкой коммунистов мы обеспечили себе военное присутствие в Юго-Восточной Азии. А это дорогого стоит.

– Да уж, дорогого… – усомнится кто-то. – Столько денег вбухали…

– Думаете, американцы в своих европейских и азиатских союзников – меньше? – ехидно уточню я.

– Ну… – пожмет плечами собеседник.

– Ну вот и славно, – отвечу я.

…Мы уйдем из Камрани лишь в конце двадцатого века. Еще долгие годы после развала Союза там будут присутствовать наши военные, и лишь в 2000 году договор о долгосрочной аренде Камрани будет расторгнут. Хотя нам предлагали ее за сущие копейки, в которые обходилась эксплуатация одной (!) атомной подлодки. Но военное командование сочло базу нерентабельной – и мы потеряли последний азиатский форпост советской империи…

Грустно, читатель. Очень грустно.

Май 2008 года.

Электричка Москва – Монино

Народу в вагоне было всего ничего: несколько рассредоточившихся по вагону разновозрастных теток, двое парней да старик в черном плаще. Парни от самой Москвы разговаривали о самолетах. Один был в джинсовом костюме и в очках, другой – в камуфляжных штанах и черной куртке. Старик, сидевший рядом с ними, прислушивался от нечего делать, но молчал.

Электричка, зашипев дверями, отделилась от перрона Мытищ и стала с нарастающим гулом набирать скорость. За окном проплывали сонные дома и деревья. Солнце еще не разогнало тучи, застлавшие небо, и потому погода была отнюдь не праздничной. Лязгнула дверь. Из соседнего вагона появился небритый дядька в потрепанном камуфляже, державший в руках старенькую гитару.

– Граждане пассажиры! – хрипло провозгласил он. – С Днем Победы вас!

Ударив по струнам, он запел «Эх, дороги». Пел он не слишком умело, но старательно. Кто-то полез за мелочью, а кто-то даже не обернулся. Мало ли таких певцов бродит по электричкам…

– И еще одна песня… тоже ветеранам, но других войн, – произнес певец, когда отзвучал последний аккорд.

Электричка почему-то остановилась на перегоне между двумя станциями. Было необычайно тихо. Примерившись, мужик взял первый аккорд и негромко запел:

Поверь, рассказ мой не из тех историй,

Что с армии привозят пацаны,

В моей судьбе была война, которой

Не числится в истории страны…

Старик вздрогнул и удивленно посмотрел на певца. А тот продолжал:

Нам было двадцать, сыновьям России,

Готовым грудью встать за всю страну…

Виновных нет. Мы сами напросились

На неофициальную войну.

Мальчишки, не судите, бога ради!

Мы думали, нам крупно повезло —

С приятелем летать в одном отряде

Бок о бок, так сказать,

К крылу крыло…

Умолкли и обернулись теперь и те двое парней, только что ожесточенно спорившие о каком-то «Дугласе». А дядька вдруг запел громче и решительней:

На стол все документы и награды,

И с этого мгновенья ты – никто.

Разведка – что слепой полет над адом,

Сначала – мы, вьетконговцы – потом.

И лезвие огня сверкало ярко,

Предутреннюю вспарывая мглу,

Когда на форсаже взлетала «спарка»,

Похожая на тонкую иглу…

Теперь певца слушали уже все. Умолкли даже тетки в дальнем конце вагона. Старик бросил взгляд в окно – и обомлел, явственно увидев темно-зеленый самолет, одиноко стоящий на асфальтированной площадке в сотне метров от железной дороги. Нелепо и несуразно смотрелась боевая машина среди облезлых гаражей и сараев. Поезд вдруг тронулся с места и понесся прочь, набирая скорость. Самолет мелькнул и пропал за строениями, но старик сразу узнал его. Машина времен его лейтенантской юности. «Балалайка»…

– Откуда ты взялся тут, друг? – едва слышно пробормотал он, тщетно ожидая – не появится ли самолет снова в просветах между постройками.

А певец продолжал:

Тот профиль самолета в белых звездах

Наверно, мне не позабыть уже…