– А что говорит Джерри?

– Он не знает. Я ему не сказала.

Я спросила у нее, почему.

– Разве это не очевидно? Мой муж так бережно хранит память о ней… Я ничего не имею против. Я понимаю, как он к ней относился. Это лишь значит, что он хороший муж, правда? Кто-то подарил ей этот жемчуг и… ну, вряд ли этот человек преподнес это ожерелье, потому что восхищался ею издалека.

– Я не знаю, – ответила я и спросила, что она собирается делать.

– Возможно, ничего. Разве я могу рассказать ему и разрушить его иллюзии? И все-таки, послушайте, Джейн, нам пригодились бы деньги. Переезд обошелся нам дорого. И вот-вот родится ребенок. Мы могли бы продать этот жемчуг за шесть тысяч, возможно, больше. Иногда меня пугает мысль о том, что он лежит в нашем доме.

Пандора еще долго распространялась об этом, разрываясь между желанием оставить ее драгоценного Джерри в неведении и сохранить незапятнанной его любовь, и жаждой денег. Она хотела выяснить, знала ли я о жемчуге.

– Вы были такой близкой подругой Хиби, – начала она, задумавшись, а потом быстро добавила: – Не говорила ли она вам, что у нее есть любовник? Неужели ни разу не рассказывала о таком дорогом подарке?

Я ответила, что хранить тайны Хиби – мой священный долг. Пандоре это понравилось. Это та высокопарная чушь, которой она сама грешит. Но ее подозрения усилились, я это предвидела. Когда она уходила, я сказала:

– О, между прочим, тот фотоснимок, присланный вами, принадлежит не мне. Надпись на обороте сделана рукой Хиби.

– Хиби? Вы уверены?

Я ответила с грустной улыбкой:

– Она была моей лучшей подругой, Пандора.

– Мне не хочется спрашивать, но вы знаете, кто этот мужчина?

Качая головой, я ответила:

– Это легко узнать. Мне кажется, эта вырезка из газеты «Таймс».

После этих слов она ушла, все еще не зная, что делать. Думаю, ее любовь к деньгам в конце концов победит ее щепетильность. И не только ее любовь к деньгам. Что бы она ни говорила, она предпочла бы, чтобы Джерри разочаровался в Хиби, чтобы его память о первой жене была запятнана, потому что тогда он стал бы любить ее сильнее.

Если посмотреть в лицо фактам, то не думаю, что я когда-нибудь найду работу. Ну, я могла бы убирать чужие квартиры или подстригать газоны, устроившись садовником, но даже если бы я могла решиться на такую работу, мне бы все равно не хватило средств для оплаты квартиры. Мама продолжает присылать мне чеки, а еще выделила средства на ремонт моей машины и, если уж на то пошло, содержит меня. Теперь, когда на моем банковском счете ничего не осталось, я подумываю о том, чтобы получить пособие по безработице, и тогда Министерство социальной защиты было бы обязано погасить проценты по моей ипотеке. Значит ли это, что я проживу на пособие остаток жизни? Во всяком случае, до шестидесяти лет? Тридцать лет жить на пособие?!

Джерри Фернал довел меня до этого. Нет, это не совсем так. Мне надо вернуться назад. Айвор Тэшем довел меня до этого. Это он организовал фальшивое похищение, во время которого погибла Хиби. Именно из-за ее смерти я пошла работать на Джерри Фернала и стала няней Джастина. Если бы она была жива, я все равно потеряла бы работу в Библиотеке британской истории, но нашла бы другую. Именно эти годы, проведенные в доме ее мужа, потерянные годы, когда я занималась черной работой по дому по доброте душевной, лишили меня всех шансов. Кто-то в этом виноват, но был ли это Айвор Тэшем или только те, кто похитил Хиби? Он или они запустили цепную реакцию, и Тэшем покатил с горы снежок, выросший в снежную лавину, поглотившую мою жизнь. Теперь Айвор Тэшем успешен, богат и счастлив, живет со своей любовницей в красивом доме, в газетах ему прочат высокие посты и даже место в кабинете министров, а я – бедная, безработная и всеми забытая. Я лишилась друзей и попала в зависимость от матери.

Я сидела одна по вечерам и думала об этом, и мне захотелось узнать больше. Я слишком мало знаю о таких вещах. Я не знаю, рассказывают ли полицейские журналистам об этом. Если это так, то Айвор Тэшем, возможно, боится попасть в газеты. Не это ли он имел в виду, когда спросил, что я собираюсь делать? Наверное. Полицейские вскоре решили, что хотели похитить Келли Мейсон, и может быть, к тому времени Тэшему было уже поздно рассказывать им правду.

Где-то в этой истории был пистолет, но я не знаю, чей и откуда он взялся. Не может быть, чтобы ее любовник хотел кого-то застрелить. Возможно, им хотели напугать Хиби. Но зачем было ее пугать? Кроме Айвора Тэшема, только один человек знает, что он собирался делать с оружием. И только он может мне рассказать об этом, если еще жив и если может кому-то о чем-то рассказать.

Почему мне хочется это знать? Мне нужны деньги. Их можно достать не только устроившись на работу, получая пособие или помощь от родственника. Когда-то я только в книгах или в телесериалах могла узнать о том, что люди требуют деньги за то, что хранят какую-то тайну. Мне бы не пришло в голову примерить это на себя.

Но я попыталась получить работу, и меня тошнит, когда приходится просить денег у мамы или брать их без спроса. Я еще не опустилась до жизни на пособие, но это произойдет, если надо будет выбирать между ним и голодной смертью. Единственное, что мне остается, уже не кажется мне нереальным, а выглядит вариантом, заслуживающим серьезного рассмотрения. У Айвора Тэшема есть тайна, и, вероятно, к этому времени к ней прибавились еще и другие, и он заинтересован в том, чтобы никто и никогда не узнал правды. И, самое важное, он достаточно состоятельный человек. Я знаю одну из его тайн и не расскажу о ней газетам, если он за это заплатит. Это простой обмен, деловая сделка.

Я не могу спать. Не могла уснуть с тех пор, как мне привиделось, что в эту комнату вошел Каллум, хотя я никогда не представляла себе, как он выглядит, даже когда впервые придумала его для мамы. Он немного похож на Айвора Тэшема, а немного – на Джерри Фернала. Он спустил с поводка собаку, и она прыгнула ко мне на кровать с тихим рычанием, и я проснулась от собственного крика.

Большую часть 1993 года Айвор был занят боснийским кризисом и разрушительной деятельностью ИРА. В Палате он всегда был при деле и постоянно служил темой газетных политических комментариев, а одно из самых серьезных изданий отдало целую полосу, посвященную его деятельности. Это было в марте. Там уделялось достаточно много места информации личного характера о его «прекрасном доме» и «привлекательной партнерше Джульетте Киз». Он сражался с Джоном Хамфризом в программе «Сегодня», и если и не победил, то и не потерпел позорного поражения. В апреле, в ночной программе «Вопрос часа», он хвалил недавнее заявление Джона Мейджора, что в стране начинается экономический подъем, хотя этот вопрос выходил за рамки его компетенции, и сказал, что «дела очень резко пошли в гору», приводя в пример падение числа безработных.

На следующий день, когда Айвор закрывал дверцу своего правительственного автомобиля в Сити, в пятидесяти ярдах от него взорвалась бомба, подложенная боевиками ИРА. Было пол-одиннадцатого утра, и он приехал на совещание. Взрыв повалил моего шурина навзничь, но он не пострадал. Другим не так повезло. Один человек был убит, сорок ранено, ущерб оценили в миллионы фунтов. Фотографию Айвора на этот раз напечатали во всех газетах и процитировали его высказывание о том, что он благодарен собственной удаче и как он опечален потерянными жизнями. Он становился очень знаменитым.