Наполнив корзину, они поднялись на невысокий обросший папоротником холм, за которым простиралась бирюзовая гладь Бенгальского залива. Кусты надёжно скрывали их от посторонних глаз.

Внизу у самой воды чернели лодки. Вёсла воткнуты в песок. Среди небольших сделанных из древесной коры каноэ была одна отличающаяся от остальных. Устройством она напоминала тримаран. Посредине большая пирога, выдолбленная из цельного ствола дерева, а по краям как балансиры, два небольших бамбуковых плотика. На корме расположен румпель, и по две ветки-уключины буквой «V» по обоим бортам. В центре высилась мачта со свёрнутым парусом из тростниковой циновки. Не лодка, а целая мини-яхта.

К «причалу» вела протоптанная тропа в коридоре из деревянных треног для сушки бредней. Неясно из чего они были сделаны, но без сомнения, то были настоящие плетёные сети с большими жёлтыми поплавками из пробкового дерева.

— Подождём, — сказал Чакрабати. — Прошлую ночь их шаман до захода луны трубил в рог.

— И что?

— А то, что так они отпевают усопшего. Сегодня его принесут на берег, чтобы отправить в океан. Своеобразный обряд и очень поэтичный. Но мне пока не ясна его суть. Как только не придумал многоликий гомо сапиенс за миллионы лет своего существования оформлять собственную смерть. Будто это на что-то влияет. Ингумация, кремирование и даже воздушное погребение. Были случаи, когда британские адмиралы завещали хоронить себя только в море и никак иначе. Неужели это отголоски пиратских обрядов? Или аборигены сжигают бревно с покойником в море, как это делали викинги, отправляя горящую погребальную ладью по реке? Поглядим. Будет интересно.

Ждать пришлось недолго. Внизу раздался барабанный бой и звук рога и вскоре на берег вышли люди.

Иван впервые увидел сентинельцев. Высокие и прекрасно сложенные мужчины несли на плечах бревно, к которому шнуром, сплетенным из волокон кокосовой кожуры, был привязан человеческий труп.

Мужчин было четверо. Их мускулистые чёрные как смола тела блестели на солнце. Каждый из них достойно выглядел бы рядом с олимпийским легкоатлетом. Луки на плечах… Из одежды лишь верёвка опоясывающая талию. За «поясом» каменные ножи и несколько длинных стрел.

Туземцы подошли к лодкам, положили мертвеца на песок и Иван только сейчас увидел, что тело усопшего привязано не к одному, а к двум связанным между собой бамбуковым брёвнам. Левые рука и нога покойника привязаны к левому бревну, а правые соответственно к правому.

Мертвецом оказалась тощая сухопарая старуха. Лет ей можно было дать восемьдесят или все сто. До неприличия растянутая кожа, впалый живот, пустые груди свисают до подмышек. Спутанные редкие и совершенно седые волосы сосульками свисают с морщинистой головы.

Двое мужчин занесли покойницу в море, аккуратно положили на покачивающуюся гладь воды. Бамбуковые брёвна теперь служили поплавками. Двое других дикарей готовили тримаран к отплытию.

Из леса выходили туземцы. В большей массе это были пожилые и молодые женщины с детьми на руках.

Женщины как на подбор были стройны. Их фигуры радовали глаз. Непроизвольно Ивану вспомнилась Аолла. Удивительно хорошие гены у этого дикого народа. Или это следствие их непритязательного образа жизни? Как бы то ни было, многие европейские топ-модели позавидовали бы осанке этих местных дикарок.

Чуть поодаль стояли убелённые сединами старики. Выглядели они подтянуто, держали себя с достоинством. Гудел рог, бил тамтам.

Четвёрка воинов села в тримаран и, прикрепив к корме «гроб» с покойницей, налегла на вёсла. Отплыв метров сто, одна из чёрных фигур поднялась к мачте, развернула тростниковый парус, и вечерний береговой бриз наполнил его силой, придавая неплохую скорость посудине.

Иван и Чакрабати лежали в зарослях папоротника, пока племя не растворилось в лесной чаще, и берег не опустел. Выждав, пока багровое солнце коснётся горизонта, они двинулись в обратный путь.

— Я понял, — уверенно сказал Иван, по возвращении в лагерь.

— Что поняли? — не сообразил Чакрабати. Он был занят приготовлением ужина.

— Я знаю, куда они отвозят брёвна с мертвецами, — словно самому себе ответил Иван.

— Как вы можете об этом знать?

В голосе профессора блеснуло ехидство.

— Кости… — задумчиво выговорил Иван, погружённый в собственные мысли.

— Что?

— Кости и черепа… — промычал Иван. Мыслительный процесс в его голове бурлил как кипящая вода в чайнике. — Да-да… именно они… кости… и черепа…

— Господин Иван, поясните, — лаконично выговорил Чакрабати. — Хоть я и придерживаюсь аскетического образа жизни, но моему сознанию пока не удалось достичь высот Кришны, чтобы читать чужие мысли.

— Прикиньте, профессор, — Иван, наконец, пришёл в себя. — В газетах, что давал мне Сэмюель, я прочёл, как за милю от самолёта спасатели наткнулись на ямы с человеческими останками. Много костей и черепов. Из чего был сделан неверный вывод, будто все мы оказались съедены аборигенами.

— Но сентинельцы никогда не были каннибалами, — возразил профессор.

— Вот именно! Кости и черепа — это их кладбище. Именно туда они свозят своих мёртвых и оставляют там…, ну не знаю как это по-научному. Что-то вроде семейных склепов под открытым небом. Или своеобразных братских племенных могил, что ли.

— Да… это вполне правдоподобно, — согласился Чакрабати. Такая теория вполне вписывалась в его антропологическую логику.

— Как раз, поэтому дикари и не селятся на том острове, — запальчиво продолжал Иван. — Кто строит дом на кладбище? По такому стечению обстоятельств они и не нашли тех военных, ну… индийских лётчиков. И хижину не нашли. Я ещё не рассказал вам о записке, найденной мной в лётном планшете командира нашего покойного пилота. Уверен, туземцы не заходят дальше своих погребальных ям. Они привозят, оставляют и уплывают обратно. Может там у них живёт Дух Смерти, и они передают ему своих покойничков. Чёрт знает, что в голове у этих язычников.

— А вы сообразительный, молодой человек. Это открытие потянуло бы на диссертацию. Только что оно даёт в нашем теперешнем положении?

— Даёт-даёт. И многое даёт, — глаза Ивана загорелись. — Есть у меня одна идея. Надо только не пропустить следующих похорон. Услышите погребальный рог, обязательно дайте знать.

Глава 25

— Это глупая и не реализуемая затея, — негодовал Чакрабати, выслушав предложенный Иваном план.

— …в которой ваша роль — зрительская, — огрызнулся Иван. Не ожидал он такой реакции.

— Причём здесь это? И кстати, недолго я останусь зрителем, если вы устроите здесь войну.

— Бросьте, профессор. Коль суждено нам остаток дней провести на этом острове, так лучше не на голой земле под пальмами, а в доме под черепичной крышей.