— Понятно.

— Да.

— Сэр, причины смерти известны?

— Нет.

— «Нет» в смысле «вообще неизвестны» или в смысле «не известны вам»?

— Вообще неизвестны, — ответил генерал, и в его голосе прозвучало некоторое отчуждение.

— Что-то не так, сэр?

— Сэм, нельзя сказать, что обстоятельства смерти майора Стоуна хорошо задокументированы. Больше того, они задокументированы на удивление плохо.

— Понимаю, сэр.

— Боюсь, на самом деле вы ничего не понимаете. Если честно, я отправил с этим поручением сначала сержанта, потом капитана и под конец полковника, но даже это не помогло. Так что в конце концов я лично отправился в архив, и по счастливой случайности оказалось, что мы с начальником архива вместе учились в Уэст-Пойнте. В начале тридцатых мы играли в футбол за команду академии.

— Да, сэр.

— И мой знакомый согласился мне помочь. Он сам, полковник с «птичкой» на погонах, достал из хранилища личное дело Дэвида Стоуна.

— Оно секретное?

— Сэм, оно хуже чем секретное. Его просто не существует.

— Я вас не...

— Корочка на месте, но внутри ничего нет. Содержимое папки физически изъято. Что в высшей степени странно.

— И нет никакого примечания, записки, в которой это объяснялось бы?

— Абсолютно ничего.

— Возможно ли, что личное дело просто затерялось?

— Возможно, но маловероятно.

— А вы что думаете по этому поводу?

— Кто-то забрал личное дело. Изъял его из папки.

— Во имя всего святого, кто же мог это сделать?

— Кто-то очень влиятельный.

— Я ничего не...

— Какое-то правительственное ведомство, обладающее большой властью. Какое-то управление, бюро, агентство, комитет, имеющие право так делать.

— Понятно.

— Сэм, я бы от всего этого поскорее даже не шел — бежал. Если эти люди способны на такое — заставить бесследно исчезнуть архивное дело, которое просто обязано существовать, — они могут причинить вам очень большие неприятности. Вы попали в опасные воды.

Эрла подвели к бараку, и в дверях с него сняли цепи.

В тот момент, когда охранники открыли замки старинными ключами и Эрл ощутил непривычную легкость, расставшись с оковами, которые так долго были его неразлучными спутниками, к нему наклонился Великан.

— Завтра ты пойдешь работать на плотину, — сказал он. — И послезавтра тоже. И все последующие дни до тех пор, пока не захочешь выложить нам всю правду или не покончишь с собой — или тебя не прибьют твои новые приятели. И знаешь что? Лично мне на это глубоко наплевать. Вот начальнику тюрьмы, тому есть до этого дело, но ему как раз за это и платят. А мне на все наплевать.

Он отступил назад, дверь распахнулась, и двое охранников грубо втолкнули Эрла внутрь.

Он попал в совершенно другой мир.

Эрл сразу же почувствовал это по запаху. Это было зловоние закисшего пота и крови, глубоко въевшееся в дерево. Эрл почувствовал это по темноте, поскольку его зрение не смогло различить какие-либо детали, а только смутные силуэты: ряды коек, на которых лежали и сидели люди, и небольшое свободное пространство у двери, где несколько человек играли в карты.

Но в первую очередь Эрл почувствовал это по глазам.

Его пристально буравили не меньше тридцати пар глаз. Эрл чувствовал на себе вес взглядов. Нечто подобное ему доводилось испытывать в морской пехоте, когда его переводили в новое подразделение и солдаты, за которых он теперь должен был отвечать, пытливо разглядывали его со страхом, любопытством или вызовом. Это было понятно, это было по-человечески объяснимо. Это было в порядке вещей.

Но сейчас Эрл ощущал ярость. Взгляды обитателей барака были достаточно красноречивы. Прищуренные, сосредоточенные, они внимательно следили за каждым движением Эрла, за каждой мелочью, откладывая все это в память. Но в первую очередь глаза горели ненавистью. Эрл чувствовал на себе давящую тяжесть этой коллективной жажды стереть его с лица земли, жажды первобытной, безудержной, неистовой. Сейчас он видел перед собой не те взгляды негров, к которым привыкли белые: покорные, услужливые, проникнутые желанием услышать похвалу или получить на чай. Ему еще никогда не приходилось видеть ничего подобного.

Но, приглядевшись внимательнее, Эрл обнаружил, что далеко не во всех взглядах читаются эти чувства. Ему стало очевидно, что в бараке находятся также и больные, умственно неполноценные, с помутившимся рассудком, ибо некоторая часть обитателей барака держалась особняком и у этих людей определенно было не все в порядке с головой. Один стоял, обхватив себя руками, и что-то лихорадочно бормотал себе под нос. Другой раскачивался взад и вперед, тряся головой, и у него по подбородку стекала струйка слюны. Еще один, привязанный к койке грубыми ремнями, бился в неистовых судорогах, хотя силы покидали его на глазах. Один, раздетый донага, стоял, застыв, в углу.

Эрл отвел глаза, понимая, что ему не следует ни на ком сосредоточивать взгляд.

Однако неграм ничто не мешало таращиться на него во все глаза, что они и делали. Даже картежники отложили карты. Никто не поздоровался с Эрлом, вообще не сказал ему ни слова; только тупые взгляды, полные ярости, настолько закоренелой, глубокой и неудержимой, что человеческий мозг уже не мог ее осмыслить.

Эрл осторожно прошел мимо ряда коек и остановился перед незанятой.

Развернув матрац без простыни, расстелив тонкое одеяло и положив жесткую подушку, он сел.

— Это моя койка, — донесся из полумрака чей-то голос.

Не сказав ни слова, не обернувшись, Эрл встал и, отыскав другую свободную койку, повторил те же действия с постелью.

— А это моя, — раздался другой голос.

Эрл снова поднялся с койки, на этот раз под дружный смех. Он предпринял еще три попытки, но каждый раз его останавливал чей-нибудь предупредительный оклик, и в конце концов стало ясно, что для него свободной койки в бараке нет.

Поэтому Эрл подошел к стене, опустился на пол и уселся, уставившись в пустоту, совершенно застывший, усилием воли заставив себя держаться бесшумно и неподвижно, словно животное на пороге смерти.

Но и здесь его не оставили в покое.

Послышались злорадные голоса, смех. Негры были вне себя от счастья. Все происходящее их дьявольски веселило. Ничего похожего они никогда не видели: среди них находился белый. Беззащитный, предоставленный самому себе.

Эрл ждал. Он не сомневался, что рано или поздно негры снова примутся за него, и их будет несколько.

Наконец двое парней поднялись из-за карточного столика и вразвалку приблизились к Эрлу. Они подошли к нему вплотную, но он не поднял головы.