Обходя вокруг разрушенного самолета, я пришел в ужас. Кровь струилась по лицу, застилая глаза. Я вытирал ее рукавом, пытаясь определить масштаб повреждений. Самолет потерял крыло и значительную часть обшивки. Обе стойки шасси были сломаны. Неровная после бомбежки взлетная полоса дала о себе знать. Для кувырка было достаточно маленькой выбоины, которую, не заметив, оставили незаделанной. По-видимому, это и послужило причиной аварии.

Мне не в чем было себя винить. Я сделал все, что мог. Кто знал, что шасси угодит в яму. Все произошедшее было непредвиденной случайностью. Надеюсь, пассажиры моего самолета улетели на резервной «тетушке Ю».

Вскоре началась утренняя бомбежка. Я переждал ее, закатившись под фюзеляж. Всем своим телом ощущал, как вздрагивает земля. Сломанная ключица отзывалась на толчки сильной болью.

Передо мной была полуоторванная обшивка фюзеляжа. Из-под рваного металлического листа выглядывал какой-то предмет. Присмотревшись, я увидел кожаный чемодан и разглядел тиснение на его ремнях: две буквы: «А» и «Н».

Очевидно, этот чемодан лежал в грузовом отсеке и во время аварии выпал в образовавшуюся дыру. Я не собирался беспокоиться о чужом багаже, однако тисненые буквы слишком очевидно указывали на его принадлежность. «А» и «Н» могли обозначать только одно имя: Адольф Гитлер.

По полосе в моем направлении бежал какой-то солдат. Он бежал, хлюпая не по размеру большими ботинками. Ухнул взрыв, земля вздыбилась, солдат упал лицом вниз. До него было метров сто пятьдесят. Решив ползти к нему, я быстро понял, что с переломанной ключицей не доползу.

Когда улетели бомбардировщики, я побежал к солдату. Склонившись, понял, что это подросток. Переворачивая его на спину, увидел на голове прусский ежик, потом – лицо. Это был тот новобранец, которого я повстречал в парикмахерской.

Мальчишка открыл глаза и прошептал:

– Герр офицер, там русские танки… Они сейчас будут здесь. – Веки его опустились, и он умер.

Я кинулся прочь, но когда подбежал к самолету, опять увидел чемодан, торчащий из-под рваного фюзеляжа. Я не мог оставить здесь багаж моего фюрера. С трудом отогнул металлический лист и вытащил чемодан.

Было только одно место и один человек на свете, к кому бы я хотел прийти и где мог укрыться. Моя Анна.

Что это был за переход по разрушенному, захваченному врагом городу! Я перебегал от здания к зданию. Пересиживал и таился, словно загнанный зверь. Дважды повстречал русские танки. Один раз меня чуть не расстреляли свои. Много раз я хотел освободиться от чемодана – он мешал и мог стать причиной моей гибели – но не решился.

В один из моментов, когда, спрятавшись в подвале жилого дома, я пережидал артиллерийский обстрел, мне пришло в голову заглянуть в чемодан. В сложившихся обстоятельствах это была здравая мысль. Рискуя жизнью, продолжая тащить его на себе, я должен был знать, что в нем лежит. У меня было достаточно времени, чтобы расстегнуть все ремни и открыть крышку. Я подтащил чемодан поближе к подвальному окну и заглянул внутрь. Взяв наугад один из листов, лежавших поверх какой-то коробки, я взглянул на него. Это была акварель, помеченная теми же инициалами, что и ремни чемодана. На других листах тоже были рисунки. Выложив акварели из чемодана, я увидел золотистую крышку какого-то ящика или шкатулки. Поднял крышку, внутри в выложенном бархатом углублении лежал железный наконечник копья, скрепленный посредине золотыми накладками.

Не будучи достаточно осведомленным в части имперских клейнодов – атрибутов имперской власти, я знал, что это копье принадлежит к их числу. А значит, был обязан спасти реликвию.

К дому Анны я пришел, когда стемнело. Осторожно пробрался к двери и постучал. Анна открыла сразу, будто почувствовала, что это – я. Мы обнялись, и я остался у нее до утра.

Утром, когда уходил, она обняла меня и долго не отпускала. Тогда мы в последний раз посмотрели друг другу в глаза…

Я попросил сохранить чемодан, пообещав, что, если останусь жив, непременно за ним приду. После этого я ушел.

– Имперские клейноды… Ты понимаешь, о чем идет речь? – взволнованно спросила Полина, как только Сергей закончил читать перевод вслух.

– Нет, – ответил он и отложил лист в сторону.

– Имперская корона, Имперский меч и Копье Судьбы. Реликвии Римской империи, которые хранились в Германии, – у Полины тряслись руки, когда она взяла листок с переводом. – «Железный наконечник копья, скрепленный посредине золотыми накладками». – Она подняла глаза и прошептала: – Это Копье Судьбы…

– Откуда такая патетика?

– Ты не понимаешь, – торопливо зашептала Полина. – Это копье – больше, чем копье. Это все равно что священный Грааль. Только Грааль пока не нашли, а копье найдем мы с тобой.

– Не делай необдуманных прогнозов.

– Найдем! Уверена, тот крест на схеме – и есть копье.

– Скорее место, где его можно найти.

– Какая разница! Вижу, ты даже не понимаешь, о какой реликвии идет речь.

– А ты сама понимаешь? – спросил Сергей и пожалел: теперь вместо того, чтобы лечь спать, ему придется выслушать длинную лекцию.

– Это копье – величайшая реликвия христианства. По преданию, им римский центурион Лонгин ударил распятого Христа в подреберье.

– Зачем?

– Затем, что это был удар милосердия, чтобы прекратить его мучения. После смерти Христа копье обрело статус святыни. Иногда его называют Венским, потому что до Второй мировой войны оно хранилось в венском музее «Хофбург». Иногда его называют Копьем Лонгина. Древнее предание говорит: тот, кто владеет этим Копьем, вершит судьбы мира.

Сдерживая зевок, Сергей спросил:

– Как оно могло попасть к Гитлеру?

Зевок был замечен.

– Если тебе не интересно, можешь ложиться спать. Меня бесит, каким ты иногда бываешь.

– Туповат, – согласился он и виновато заметил: – Несколько дней подряд мало сплю. Прости, пожалуйста, рассказывай дальше.

– Еще будучи юношей, Гитлер приехал в Вену, чтобы поступить в Академию изящных искусств. Попал в Хофбургский дворец, увидел Копье Судьбы и впал в транс. В своей книге он писал, что, глядя на Копье, почувствовал, как оно открыло для него путь в иной мир. Приятель, который в тот день побывал с ним в музее, рассказывал, что, пребывая в отключке, Гитлер раскачивался, распространяя голубое свечение. Будто бы в эти минуты в него вселился какой-то дух.

– Одним словом: заглянул дьяволу в оба глаза…

– Точно сказано. После этого случая Гитлер уверовал в то, что он – мессия, призванный очистить восточные территории. Решил, что Копье Судьбы дает его владельцу неограниченные силы для выполнения этой миссии, и с тех пор страстно желал завладеть реликвией. После присоединения Австрии к Германии по приказу Гитлера Копье перевезли в Нюрнберг. Там оно хранилось шесть лет под охраной офицеров его личной дивизии. Когда к городу подошли войска союзников, Копье Судьбы переместили в берлинский бункер, где фюрер провел последние дни.