Жанна думала о Жуанвиле. Попросить его о помощи? Но что он сможет сделать?

И потом, он обожает Луи. Уж конечно, ему нельзя доверять.

Якоб думал о том, чтобы поднять на мятеж парижских евреев, омыть мост волной справедливого гнева, подобно тому как Маккавеи смыли римлян. Но нынешние евреи – не те, что прежде, какие из них, жителей горбатых проулков, воины; к тому же кругом христианские солдаты и рыцари, в сотни раз превосходящие их числом.

– Как выберетесь из города, к Иегуде не ходите. Если они заподозрят вас, они сумеют вас там отыскать. Уходите так далеко, как только можете. В Нормандию. На это уйдет много дней пути. В монастыре Мон-Сен-Мишель, на побережье, у меня есть друг. Брат Одо. Он заведует крупнейшим скрипторием Франции. Отдайте книги ему. Он скопирует их, а потом скопирует еще раз. Таким образом мудрость Талмуда будет спасена. По крайней мере, та ее часть, которую вы сумеете унести.

Они сидели в молчании. Солнце начало пригревать. Тощая трава у них под ногами засветилась в лучах восходящего солнца.

– Ну что ж, – сказал наконец Якоб, – если другого плана у нас нет, я постараюсь ухватить больше чем одну книгу.

День обещал быть теплым, и разогревался еще сильнее от скопления людей на южной стороне старого моста. Они шли с южного берега – в основном университетские студенты, но и их преподаватели. Была и большая группа монахов – доминиканцев в их бурых облачениях. Жанна, Якоб, Вильям и Гвенфорт проталкивались сквозь толпу, пока не оказались в первых ее рядах. Коричневая шерсть монашеских ряс кололась и царапалась, а солнце все сильнее припекало детские лица. Они выглядывали из-за спин более высоких зрителей – все, кроме Вильяма, который смотрел поверх голов.

На самой середине моста возвышалась пирамида – огромная груда поленьев, щепок и хвороста.

Она прямо-таки жаждала огня, точно незажженная свеча в сумерках.

Всего одна искра – и вверх вознесется ревущее пламя. С той стороны пирамиды, как заметила Жанна, группка дворян разместилась среди купцов и евреев, пришедших из своих жилищ на северном берегу.

– Ты видишь его? – прошептала Жанна.

Вильям наклонился, пригнувшись к Жанне и Якобу, и указал за коричневое плечо бенедиктинца. Там, с северной стороны, возвышаясь над толпой, стоял Микеланджело ди Болонья. В утреннем свете его глаза светились точками алого пламени.

Жанна сжала одной рукой огромную ладонь Вильяма и другой, левой, маленькую ладонь Якоба. Обе были влажны от пота. Дети приникли друг к другу.

– Думаю, надо бы помолиться, – шепнул Якоб.

– Какой молитвой, еврейской или христианской? – спросил Вильям.

– Думаю, это не важно, – ответил Якоб.

Жанна поначалу казалась удивленной, но это быстро прошло. Она улыбнулась. Так что они закрыли глаза – а Гвенфорт, что улеглась у ног Жанны, села – и Вильям сказал:

– О Господь наш Бог, мы старались услышать Твой голос поверх гула иных голосов. Выше ереси – и даже выше истинной веры. Выше аббатов и владетелей. Выше рыцарей, выше даже самого короля. И хотя этот мир странен и непостижим, мы верим, что слышали Твой голос и следовали ему, – и он привел нас сюда, на это самое место. А теперь, Господи, прошу Тебя, услышь нас. Помоги нам, призри нас, защити нас, ибо мы предстали пред костром ненависти. Пожалуйста, Господи. Прошу Тебя.

И все они хором сказали:

– Амен!

В теплом воздухе полудня прозвучал один-единственный чистый звук трубы. А за ним – хор рожков, выдувающих трели над мостом и стеклянной водой Сены.

Монахи и студенты вкруг детей оживились, отталкивая друг друга, чтобы лучше видеть действо.

На северной стороне моста толпу раздвинула дворцовая гвардия. А следом шли еще гвардейцы, держа носилки – такие, в каких в древности подобало сидеть царям. Но в этих не восседал царь; там была навалена груда книг. И затем, за этими носилками, следовали еще одни.

И еще одни.

И еще.

И так они шли, друг за другом – всего двадцать четыре.

Жанне казалось, ее вот-вот вывернет.

Даже отсюда эти книги казались прекрасными. Некоторые были богато изукрашены, их листового золота переплеты так и сверкали жемчугом и изумрудами. Другие переплетены в тончайшую кожу и крашены густым пурпуром, сияя и переливаясь в солнечных лучах. Некоторые были старые, потрепанные, они едва не распадались на страницы. Якобу они казались краше всех, поскольку принадлежали не богатым общинам, у которых хватало денег, чтобы украсить свои книги золотом. Но это были книги, которые листали и перелистывали, единственное имущество бедных еврейских кварталов на задворках французских городков, их передавали из поколения в поколение, отчего на переплете оказывалось все больше царапин, а уголки пергаментных листов все больше обтрепывались. Жанна тоже первым делом приметила эти. Они напомнили ей худые, с голубоватыми прожилками руки рабби Иегуды. И оба они, и Жанна и Якоб, не сговариваясь, решили, что схватят столько этих старых, потрепанных книг, сколько сумеют, как только Микеланджело начнет отвлекать внимание стражи.

Книги, точно содержимое тачек с навозом, вывалили на кострище.

Вильям болезненно вздрагивал каждый раз, когда очередная книга оказывалась на земле, словно бы уронили спящего ребенка. Он пытался смотреть в другую сторону, на гвардию, которая кольцом окружила место сожжения, и гадал, сумеет ли одной рукой смести всю эту стражу, другой прихватив столько книг, сколько удастся унести.

Еще раз запели трубы – с противоположной стороны кострища появился король Луи. Справа от него выступала Бланш Кастильская, слева – Жан де Жуанвиль. Его лицо было мрачно. Бланш, с другой стороны, просто-таки лучилась довольством. Жанна указала пальцем на королеву-мать и прошептала Якобу:

– Она пугает меня.

Якоб не смог даже кивнуть в ответ, он словно закоченел.

– Слушайте! Слушайте! – воззвал толстенький человечек, одетый в синие дворцовые цвета; он походил на голубику. – Слушайте! Слушайте! Вам предстоит увидеть истребление книг евреев Франции! Их заблуждения развеются по ветру вместе с пеплом! Пусть они узрят свои прегрешения и отдадут себя на милость Христа!

В толпе раздалось несколько криков поддержки:

– Слышим! Слышим!

И:

– В огонь ересь!

Но евреи на северной стороне моста молча задвигались, точно прибрежные буруны.

– Слушайте! – вновь воскликнул глашатай. – Король объявляет, что любой еврей, что обратится сегодня, здесь, на Старом мосту, в истинную веру, получит от него сорок золотых экю! Славьте щедрость короля!

Взрыв голосов с обеих сторон моста. Король будет платить евреям за обращение?

– Это неслыханно! – воскликнул монах за спиной у детей.

Студент наклонился к приятелю и проговорил: